Читаем Встреча под Ровно полностью

Встреча под Ровно

- Юпитер, ты сердишься, значит, ты неправ, - тихо сказал Гитлер. Человек не в состоянии соревноваться с компьютером. Этому нас, мой Суус, учили в школе. Ты стал с возрастом сентиментален. Боюсь, что ты стал отожествлять себя со страной, куда тебя кинули. Ведь порой приятно быть кумиром, живым богом, признайся.

- Я недавно видел хронику. Ты на трибуне. Гадкое зрелище. Ты буквально беснуешься.

- Видишь, я задел тебя за живое, - сказал Гитлер. - Выпей молока. Здесь коровы едят лесные травы.

- Ты повторяешься. Сталин смотрел на карту.

- Это удивительная и страшная планета, - сказал Гитлер. - Будь моя воля, я бы снял ее со списка прогресса. Пускай они сами себя сожрут. Чего стоит этот болезненный культ тиранов! Чем больше людей ты уничтожаешь, тем больше тебя воспевают.

- В этом отношении ты по сравнению со мной мальчишка.

- Может быть. Потому и трубы в честь тебя гремят громче. Они стояли и смотрели на карту. Потом Гитлер сказал:

- Тебе пора.

- Ты когда свяжешься с центром? - спросил Сталин.

- Сегодня ночью, - сказал Гитлер. - И я поддержу твою просьбу. Мне так хочется домой...

Гитлер проводил Сталина до лестницы.

- Помнишь, мальчишками мы мечтали о подвигах и боях?

- Мы тогда не знали, как пахнут реки крови, - сказал Сталин.

- Но мы не делаем великое и благородное дело, - сказал Гитлер. Когда-то, достигнув гармонии, земная цивилизация воспоет нас... уже не как тиранов.

- Трудно, - сказал Сталин.

- Я поддержу твою просьбу. Сталин вышел под дождь. "Мерседес" стоял у самого входа в бункер. Плащ не успел высохнуть, и от него было холодно и гадко.

Далеко-далеко, под невидимыми сквозь тучи звездами нарастал смутный гул.

"СБ" идут, подумал Сталин. Я вчера приказал совершить налет на Берлин и почти забыл об этом. А они идут.

Немецкие офицеры замерли, глядя в небо. Уже в танкетке, возвращаясь к партизанскому аэродрому и отворачиваясь от майора, которого вдруг одолел кашель, Сталин вспомнил, что надо бы увеличить пайки писателям, эвакуированным в Чистополь. Но за делами он все время об этом забывает. Впрочем, если те писатели вымрут, найдутся другие. В сущности, это мелочь.

* * *

Они сидели на краю заброшенного, забытого шоссе. Между старых бетонных плит росли кусты рюсы. В лучах закатного солнца вспыхивал искоркой высоко летевший питекор.

Суус сорвал травинку и принялся жевать ее.

- Знаешь, о чем я тоскую? - сказал он. - О глотке грузинского вина.

- Не могу разделить твоей тоски, - сказал Хил. Здоровый образ жизни и несколько удачных операций сделали свое дело. Он казался куда моложе, чем тридцать лет назад, осенью 1942 года по христианскому летоисчислению, в бункере под Ровно. - Мне мысли о той планете отвратительны.

- Я знаю почему, - сказал Суус, поглаживая седые усы - он не смог отказаться от них, вернувшись домой. - Потому что ты потерпел поражение. Помнишь, ты укорял меня за то, что я начал на каком-то этапе ассоциировать себя с социумом, которым я руководил?;

- Не в поражении дело. Мне всегда был гадок строй, который я вынужден был создать, и маска, которую я носил.

Хил лег на спину и прищурившись смотрел в яркое синее небо.

- Может быть, - сказал он после паузы, - виной тому страх. Страх смерти в апреле сорок пятого.

- Наши тебя еле успели вытащить, - сказал Суус. - А какие новости с Земли?

- Ты знаешь.

- Знаю. Но думаю, что мы делаем ошибку.

- Нет, я разделяю позицию центра.

- Но столько усилий! Столько жертв! Если я не ошибаюсь, там за эти годы погибло шестнадцать наших с тобой коллег.

- Семнадцать, - сказал Хил.

- Такие жертвы - и все впустую! Нет, контакт прерывать было нельзя!

- В нашем большом деле бывают ошибки, - сказал Хил. - Если цивилизация генетически тупиковая, дальнейшие жертвы бессмысленны.

- Значит, мы плохо с тобой работали.