Встреча. Рассказы (сборник рассказов о детстве)

– Ой -ой- ой, – простонала в ответ Наташа, всхлипывая и пытаясь подобрать слова, чтобы описать эту боль. – Ну, она начинается внутри и отдает вот сюда, – она показала в сторону уха – отдает в ухо. И как будто это волна. И она растет. Сначала внутри, глубоко, как точка пульсирует. А потом как будто кто-то выстрелил изнутри наружу. И расплывается тепло. Но только это не тепло, а боль. Боль разливается во все стороны.

– Выстрелил? – повторила бабушка – Стреляет? Так это же…. Это ухо стреляет. Это у тебя ухо болит, а не голова.

– Да?

И тень сделала шаг в сторону.

– Ну да, конечно! – уверенно сказала бабушка – А я-то никак не пойму. Голова, говорит, болит. А это не голова. Ухо обычно стреляет.

– Да?

И тьма отступила к самой стене.

– Да? – ласково заворковала бабушка – я сейчас посмотрю, что у меня есть в аптечке на этот случай

И она уже спешила через проходную комнату на кухню, всё повторяя себе под нос:

“Голова, говорит, болит. А это не голова, это ухо стреляет.”

Конечно же, боль не исчезла в одно мгновение, как по мановению волшебной палочки. Так, как будто бы бабушка была волшебницей и одно ее присутствие, и тихий голос, и произнесенные слова, обладали волшебной силой.

Но в проходной комнате уже горел свет, и взбудораженной Наташе уже казалось, что это не электрический, а солнечный свет, от которого во все стороны расходится тепло. И боль уже не казалась такой уж ужасной, а была вполне терпимой.

Это был первый раз, когда Наташа столкнулась с ушной болью. И у неё уже столько раз болела голова, и была простуда, и высокая температура, и столько раз ныл и болел живот. Но вот с болью в ухе она столкнулась впервые. И теперь она лежала и уже не со страхом, а с каким-то острым любопытством наблюдала за своими ощущениями. Бабушка бесшумно вдруг появилась в жёлтом прямоугольнике двери.

– Я ничего не нашла, – тихо сказала она – ничего не осталось. Ни борной кислоты, ни камфорного масла. Попробую подогреть обычное, подсолнечное.

И она снова исчезла. Наташа почти ничего не поняла из того, что она сказала. Вскоре бабушка снова вернулась.

«Ну, ложись больным ухом ко мне», – сказала она.

И тут же у неё внутри разлилось тепло. Так, как будто бабушка принесла в склянке всё летнее тепло, что она тайно хранила в шкафу, и вылила его ей в ухо. И это тепло мгновенно вынуло боль из Наташиной головы. Затем со всех сторон ухо было обложено масляной ватой, а сверху еще и сухой ватой и поверх подвязано платком.

«Надеюсь, это поможет», – сказала бабушка, – и нам не придется среди ночи искать врача.

Но через час боль вернулась, и бабушка, которая уже задремала в своем кресле, вздохнула и сказала:

– Ну, что ж. Ничего не поделаешь. Придётся нам сейчас идти в больницу.

Наташа посмотрела в стылое окно и смогла разглядеть только отсвет фонаря на конце улицы. Что-то защекотало у неё в груди, а непослушные руки привычными движениями уже натягивали ей на ноги колготки, застегивали тугие застежки платья. И вот она уже неслышно идет через всю квартиру по мягким пушистым коврам, словно босиком по мягким летним травам и в прихожей чуть слышно, словно летний ветерок шелестят на стене большие деревянные часы с маятником. И сейчас ей предстоит выйти из этого тёплого лета в стужу, где ледяной ветер в мгновение ока доберется до каждой клеточки ее тела, сделает ее игрушкой, тряпичной куклой, которую он будет ожесточенно трепать, пытаясь разорвать на тысячу мелких клочков, чтобы развеять их в пустоте этой ледяной тьмы.

Бабушка уже надела шубу и пушистую шапку, и теплые войлочные сапоги и застыла на пороге, держа наготове тёплую Наташину шубу.

Боль отступила, давая передышку, и дом, словно пытаясь удержать Наташу, вился вокруг ее ног изысканным цветочным орнаментом ковра, окутывал жарким летним теплом, вился по стенам нежными полевыми цветами, дышал тонким ароматом древесины от мебели. И снова руки и ноги не слушались ее. Одеревеневшие от страха ноги погрузились в мягкое тепло валенок, непослушные негнущиеся пальцы с трудом протянули пуговицы в тугие петли. На голову была водружена теплая шапка с ушами и завязана под подбородком, на руки надеты теплые пушистые варежки на резинке. Бабушка открыла дверь, и в этот момент часы в прихожей, как бы на прощание, глухо стукнули три раза.

Они вышли на улицу. Наташа остановилась в нерешительности – дорогу вокруг дома успело занести свежим снегом, и это было абсолютно чистое, белое снежное полотно, никем до них не нарушенное. Ей на секунду представилось, что, возможно, есть иной путь – что вот сейчас они взлетят вверх и перенесутся вниз, к дороге по воздуху, ничуть не нарушив эту волшебную снежную красоту. И она даже застыла как вкопанная, задрав голову вверх. Сверху, из чёрно- синего неба, словно звезды, ей навстречу летели огромные белые хлопья снега. Они пушистой ватой падали на ресницы, облепляли лицо, таяли, делая его мокрым.

– Идём же, – тихо сказала бабушка и потянула ее за руку за собой.