– Миссис Уолтерс? – Голос звучал неуверенно и слабо; это голос мертвого человека, если вообще его обладателя можно назвать человеком. – Я объяснял Вэну, что это так называемая обнаженная сингулярность. То есть она не вращается и поэтому не является абсолютно черной. Вэн? Ты сравнил ее с изображениями на картах хичи?
Вэн проворчал:
– Конечно, дурак. Я как раз это делаю, – но голос его дрожал. Вэн коснулся приборов. На экране появилось еще одно изображение. Голубоватый туманный, болезненный для глаз объект. А рядом, на другой половине, тот же объект, но со множеством ярких коротких красных черточек и мерцающих зеленых кругов.
Мертвец с печальным удовлетворением сказал:
– Это опасный объект, Вэн. Так его отметили хичи.
– Идиот! Все черные дыры опасны! – Вэн отключил говорившего и с презрением и гневом повернулся к Долли. – Ты тоже боишься! – уличил он ее и убежал к краденым и пугающим Долли приборам в аппарат.
А мне тем временем снилась глубокая крутая гравитационная дыра и скрытое в ней сокровище. Когда Вэн, потея от ужаса, занимался своими крадеными приборами, я потел от боли. Когда Долли с удивлением смотрела на большой призрачно-голубой объект на экране, я смотрел на тот же объект. Она никогда не видела его раньше. А я видел. У меня над кроватью висел его снимок, и сделал я этот снимок, когда испытывал еще большую боль и был совсем сбит с толку. Я попытался сесть, и сильные мягкие руки Эсси снова уложили меня в постель.
– Ты еще на системах жизнеобеспечения, Робин, – сказала она. – Не нужно слишком много двигаться!
Я находился в маленькой больничной палате, которую построил в своем доме на Таппановом море, когда стало казаться, что слишком хлопотно каждый раз отправляться в больницу, если кому-то из нас требовалась замена органов.
– Как я сюда попал?! – спросить это у меня нашлись силы.
– Самолетом, конечно. – Эсси посмотрела на экран у меня над головой и кивнула.
– Значит, мне сделали операцию, – заключил я. – Этот сукин сын Альберт опоил меня. И ты отвезла меня домой, пока я был под наркозом.
– Как умно! Да. Теперь все позади. Доктор говорит, что ты здоровая сельская свинья и скоро поправишься, – продолжала она, – только некоторое время еще будет немного болеть живот, потому что тебе вшили три метра новых кишок. Теперь поешь. И снова поспи.
Я откинулся на подушку, пока Эсси разговаривала с программой-шефом, и смотрел на изображение на стене. Его повесили, чтобы напоминать мне: сколь бы ни были неприятны процедуры, поддерживающие мою жизнь, были времена гораздо более неприятные. Но сейчас изображение напомнило мне о другом. О женщине, которую я утратил. Не скажу, что я годами не вспоминал о ней, это неправда. Я думал о ней часто, но как о далеком воспоминании, а теперь – как о живой личности.
– Пора поесть рыбной похлебки, – жизнерадостно пропела Эсси.
Клянусь Господом, она не шутила. Так оно и есть, отвратительно пахнущая, но, как она говорит, насыщенная всем тем, что мне необходимо и что я могу съесть в своем нынешнем состоянии. А тем временем Вэн рылся в черной дыре умным и сложным оборудованием хичи; а тем временем мне пришло в голову, что тошнотворная похлебка, которую я ем, насыщена не только лекарствами; а тем временем сложные механизмы выполняли еще одно задание, о котором Вэн не знал; а тем временем я заставил себя проснуться настолько, чтобы спросить Эсси, сколько времени я проспал, и она ответила: «Довольно долго, дорогой Робин», – и потом я снова уснул.
Особое задание заключалось в извещении, потому что из всех своих механизмов хичи больше всего опасались нарушителя порядка в линейных системах. Они боялись, что этот механизм, неправильно примененный, полностью и бесповоротно нарушит весь их порядок, и поэтому во все механизмы встроили сигналы тревоги.
Когда вы опасаетесь, что кто-то подберется к вам в темноте, вы устраиваете ловушки: подвешиваете к веревке десяток гремящих банок, вешаете что-нибудь такое, что может упасть на голову незваного гостя… Но нет большей темноты, чем темнота между звездами, так что хичи оставили своих часовых. Ловушки, оставленные хичи, были многочисленны, хитроумны и обладали очень-очень громкими голосами. Когда Вэн развернул свою спираль, она немедленно подала сигнал, и тут же связист доложил об этом Капитану.
– Чужак сделал это, – сказал он, дрожа мышцами лица, и Капитан произнес бранное слово. Человеку оно ничего не сказало бы, потому что обозначало половой акт в то время, когда женская особь не влюблена. Капитан произнес это слово не из-за его прямого смысла. Это выражение крайне неприлично, но ничто другое не могло бы выразить чувства Капитана. Увидев, что Дважды тревожно смотрит на приборы контроля на расстоянии, он тут же раскаялся.