Мордоворот резко схватил меня за руку и потащил вперед. Когда мы отошли на более или менее приличное расстояние, он больно ущипнул меня и, захлебываясь от возмущения, зашептал:
— Тебе вообще с нашим братом общаться запрещено. Ты давай свою пасть открывай поменьше, а то можешь кого-нибудь разозлить.
— У меня не пасть, — обиделась я и украдкой взглянула назад. Макс стоял как вкопанный и пристально смотрел мне вслед. Это обнадеживало.
Если фортуна повернется ко мне лицом, я смогу добиться желаемого.
— Гулять просилась, вот и дыши глубже! — злобно продолжал мордоворот. — И запомни, никто из наших пацанов на твои сиськи и задницу не поведется. Хоть ты оголишься полностью и раком встанешь. Против пахана никто не пойдет. Так что пацанам глазки не строй. Бесполезно. А если общения ищешь, так общайся с Лешиком. Пусть он тебя по ушам причешет. Он у нас в этом деле мастер. Его хлебом не корми, дай с кем-нибудь за жизнь потрепаться. Он парень умный, эрудированный. Книжек много читает. «Вести» по телевизору смотрит. Мы его между собой называем ходячей энциклопедией. — Мордоворот хрипло рассмеялся и снова ущипнул меня. Я вскрикнула и потерла больное место.
— Прекращай щипаться! Больно!
— А ты прекращай оглядываться на Макса. Ему до тебя дела нет. Он у нас человек уважаемый. Общак держит, а это значит, что живет по понятиям. И еще у него любовница есть. Длинноногая фотомодель. Блондинка. Она в прошлом году школу закончила. Он к ней даже на выпускной вечер ходил. Сейчас ее в престижный вуз устроил. Максу всегда молодые нравились. Он по старухам никогда не специализировался.
— Это я-то старуха?! — Я почувствовала чудовищный приступ гнева. — Да что ты себе позволяешь?!
— А что, не старуха, что ли?! Тебе уже, поди, тридцатник. Для Макса все женщины, которым под тридцать, старухи.
— Да мне на хрен твой Макс не нужен! — возмутилась я. — Извращенец! Чтоб его в тюрьму посадили за совращение несовершеннолетних! А я не старуха. Можно быть старухой и в восемнадцать, а можно и в шестьдесят быть такой молодой и такой желанной…
— Моей матери шестьдесят пять, — неожиданно смягчился мордоворот. — Она всегда в платке и целыми днями молится в церкви. Все называют ее очень ласково «бабушка», — произнес он задумчиво.
— А моей матери шестьдесят, — продолжала наступать я. — Она никогда не надевала косынку и не наденет ее и в восемьдесят. Она носит модельные платья и пользуется парфюмом. От нее исходят такие флюиды женственности и природного магнетизма, что даже молодые мужчины оглядываются ей вслед. Она стопроцентная женщина, а у стопроцентной женщины не бывает возраста. С каждым годом она становится все красивее, словно имеет над временем какую-то власть. Еще древние говорили, что внешность человека — отражение его души.
Я резко остановилась, вспомнив Лешика. Господи, какая же уродливая душа должна быть у него… Какая страшная…
Я украдкой посмотрела на мордоворота.
— Послушай, я могу поинтересоваться собственной судьбой?
— Чо?!
— Я же ясно сказала: хочу услышать что-нибудь вразумительное по поводу своего дальнейшего пребывания в этом доме.
— А я тут при чем?! Ты у пахана спрашивай.
— Просто я подумала, что ты мог что-нибудь слышать.
— Ничего я не слышал.
— А может быть, все-таки что-нибудь припомнишь?
— Нечего мне припоминать. Я только знаю, что ты за Лешика замуж выйдешь, и все.
— Откуда ты это знаешь?
— Пахан сказал.
— Он серьезно говорил?
— Ну понятное дело… Пахан вообще юмора не понимает. Он с ним никогда в ладу не был.
— Значит, никто меня отсюда не отпустит, — проговорила я трагическим голосом и вновь посмотрела на кучку мужчин, сидящих в беседке.
Там восседал и пахан. Он о чем-то разговаривал с Максом. Нетрудно было понять, что он с чем-то категорически не согласен. Макс был совершенно спокоен, даже невозмутим. Заметив меня, он прищурился, и я чувствовала его взгляд до самой двери в дом. Еле уловимо я махнула ему рукой, но мордоворот почуял неладное и втолкнул меня в дом.
— Завязывай на Макса пялиться! Я же тебе сказал, что он на твою задницу не поведется! У него есть своя, более молодая и сочная.
— А я на него и не пялилась!
— Я не дурнее тебя, видел, как ты ему рукой махала. Ты давай Лешика обрабатывай. Это твоя прямая обязанность. Ему и маши. Он твою задницу даже во сне видит.
— Я в этом доме никому ничем не обязана!!! — прокричала я и побежала вверх по лестнице в комнату, которая считалась моей.
Когда я отдышалась и немного успокоилась, я снова подумала, что пока не все так уж и плохо.