Несмачный кивнул и продолжал читать. Дальше в реплике шла речь о его, «с позволения сказать, странном поведении», которое привело к тому, что «не один, не десять, а сотни людей несколько дней простаивают под дверью, изучая надпись на приклеенной записке: «Буду через час».
В следующем абзаце автор реплики, спрятавшийся под псевдонимом «И. Наблюдательный», разглагольствовал о том, что, кроме морального, эта проблема имеет еще в экономический аспект, который измеряется «тысячами человеко-часов, нахально украденных у жителей города…»
Раздался телефонный звонок.
Несмачный снял трубку. Звонила Галина, Она только что прочитала газету и была вне себя от возмущения.
— Ну как вам это нравится! — кричала она в трубку. — Человек не имеет права повысить свой культурный уровень. Ему сразу же шьют какой-то криминал. Такое сказать — обокрал жителей города! Часы, видите ли, у них украл! Да им же, видно, делать нечего, если часами под чужими кабинетами выстаивают! — Она на мгновение замолкла и вдруг сменила воинственный тон на извинительный: — Это я виновата… Это обо мне надо было писать…
— Не переживайте, — весело сказал Несмачмый. — Я вам вечером позвоню. Меня срочно к начальству вызывают…
Секретарша начальника терпеливо ждала, пока он закончит телефонную беседу. На нее это было не похоже. Наверное, тоже сочувствует, отметил Несмачный.
— Вас к Крокве, — сказала секретарша и виновато улыбнулась: — Такого еще не было. Все управление гудит.
— Ну, а как сам товарищ Кроква?
— Представьте себе, спокоен. А потом, по Андрею Васильевичу никогда не видно, когда он очень сердится, а когда просто серьезный.
Весь день Несмачный принимал посетителей. Но количество желающих попасть к нему на прием все увеличивалось.
Бальзаковского возраста женщина нервно теребила «молнию» на яркой косметичке, лежавшей у нее на коленях, и жаловалась голосом капризной первоклассницы:
— У меня постоянно болит сердце, товарищ следователь. Такой уж, наверное, характер — все принимаю близко. Другой сделает какую-нибудь пакость — и хоть бы что! А я переживаю. Представьте себе, еду в троллейбусе без билета. Пульс сто двадцать. В голове стучит. Руки дрожат. Боюсь: вдруг контролер придет, сраму не оберешься! Минуты тянутся, словно их кто-то за хвост держит. А водитель, будто нарочно, на остановках стоит подолгу и троллейбус ведет медленно-медленно. Вот такая я дурная! А недавно передала мне продавщица рубль. Согласитесь, не часто продавцы себя обсчитывают. Я за тот рубль — и ходу! Иду по магазину, а ноги подкашиваются. Лицо аж горит от волнения. Сейчас, думаю, окликнут, стыдно будет! Иной десятку из чужого кармана вытащит и глазом не моргнет. А я из-за несчастного рубля столько здоровья теряю! Или когда работала в кондитерском цеху…
— Для чего вы мне все это рассказываете? — не выдержав, спросил Несмачный.
— Говорю же, больная я. Сердце у меня слабое. Потому что впечатлительная. А мне соседка такое выделывает, что сил нет терпеть…
— И что же вы хотите?
— Ясно что — выселить ее. Я с моим сердцем имею право жить отдельно. Говорю сейчас с вами, а у самой пульс как минимум сто пятьдесят. Вот вам мое заявление, а я выйду на воздух, немного успокоюсь.
— Вы обратились не по адресу, — начал объяснять Несмачный.
По посетительница, бросив заявление на стол, ушла, держась за сердце.
Мужчина с перекинутым через руку плащом нерешительно топтался у двери. Похоже было, что он еще окончательно не решил, заходить или, может, пока еще не поздно, вернуться обратно в коридор. Наконец отважился. Вошел. Повесил плащ на вешалку.
Несмачный вопросительно посмотрел на него. Но он молчал. Наконец, глянув в окно, спросил:
— Наверное, я пойду?
— Вы пришли специально для того, чтобы мне это сказать? — спросил Несмачный.
— Видите ли, я не знаю, как вы отнесетесь к моему рассказу. Насколько я понял из объявления в газете, вы в связи со странными слухами о каком-то инопланетянине интересуетесь всем, что вызывает какое-либо подозрение. Если это так, то я считаю своим долгом рассказать про одну загадочную историю. Если вам интересно, конечно…
— Рассказывайте, пожалуйста.