Встреча в Майл-Хай-Билдинг

Он заметно постарел, пил «кока-колу» и жевал бутерброд. По всем параметрам, известная личность. Если Джек получил Пулитцеровскую премию, то графика Хэннеса продается в лучших галереях на Пятьдесят седьмой улице по заоблачным ценам. Но есть разница между теми, кто иной раз мелькает на телеэкране, и знаменитыми. Репортеры знают, на кого направлять свои камеры. У Сирила не одна Пулитцеровская премия — целых три, и знающие люди говорят, что он получил бы и Нобелевскую, если бы у него хватило ума родиться в Боливии или Чехии. Что же касается Айзека, то Айзек есть Айзек. Советник президентов, доверенное лицо власть имущих, постоянный гость в токшоу Джека Паара, звезда сотен рекламных роликов. Он не просто знаменит. Его знают все. Куда до него сенаторам, губернаторам, кардиналам. Я видел его, спасибо телевидению, на Гавайях, в Австралии, во время океанских круизов… А ведь он никуда не летает.

Старую фотографию многократно увеличили, и Даймон Найт печально взирал на нее, когда мы с Доком подошли, чтобы пожать ему руку.

— Мы были такими детьми, — вздохнул он. Все так.

Младшему, Сирилу, было шестнадцать, старшему, Дону Уоллхайму, двадцать три или двадцать четыре.

В эти дни о футурианцах написано так много, что я сам уже не могу отличить правду от выдумки. Если судить по прессе, мы с самого начала демонстрировали свою уникальность. Да, конечно, сами мы о себе именно так и думали, но, боюсь, абсолютное большинство наших родственников и знакомых придерживалось прямо противоположного мнения. Айзек работал в кондитерской родителей. Джонни Мичел помогал отцу расшивать шелковые платки, Дирк Уили заливал баки автомобилей на бензозаправке в Куинсе, Дик Уилсон развозил тележки с женской одеждой в торговом квартале на Седьмой авеню. У многих из нас постоянной работы не было вовсе. Не забывайте, по стране еще тянулся шлейф Великой депрессии. Я считал себя счастливчиком, когда меня нанимали убирать грязную посуду в ресторане или курьером в страховую компанию.

Молодая женщина подошла к нам. Оторвалась от списка гостей, посмотрела на меня и, что удивительно, обратилась ко мне, не перепутав фамилии:

— Я из «Сэтудей ивнинг пост видео», — представилась она. — Вы — один из основателей клуба футурианцев, не так ли?

— Мы все основатели. Вернее, Док и я. Деймон присоединился к нам чуть позже.

— Значит, вы с самого начала знали доктора Азимова и мистера Корнблата?

Я вздохнул. По собственному опыту я уже знал, что за этим последует. Женщину не интересовал я сам.

Если она и заговорила со мной, то лишь для того, чтобы я поделился своими воспоминаниями о суперзвездах. Вот я и рассказал ей три или четыре истории из дюжины тех, что держал наготове на такой вот случай.

Я сказал ей, что Айзек жил на одном конце Проспект-Парк в Бруклине, а я — на другом. О том, что после встречи, любой встречи, футурианцы ужасно не любили расходится, а потому бродили по пустынным улицам чуть ли не до рассвета, разговаривали, иногда пели (Джек и я до того, как он написал первую пьесу), Док декламировал стихи, Сирил и я старались взять верх в игре «Невероятные вопросы».

— «Невероятные вопросы»? — переспросила женщина.

— Да, такую мы устраивали викторину. Наше изобретение. Сложная игра. Мы задавали вопросы о том, чего люди еще не знали. К примеру, какого цвета воздух?

— Синий, синий, как небо?

Я широко улыбнулся.

— Вы проиграли. У воздуха нет цвета. Он выглядит синим благодаря рэлеевскому рассеиванию. Но принцип вы уловили — это были невероятные вопросы, и если кто-то находил правильный ответ на один из них, он становился победителем, а игра заканчивалась.

— Значит, вы и доктор Азимов обычно играли в эту игру…

— Нет, нет. Играли в нее я и Сирил. Айзек принимал в ней участие, лишь когда мы заходили к нему.

Рано утром, если гуляли по улицам всю ночь. На заре пересекали парк, пару-тройку раз останавливались, чтобы забраться на деревья. Сирил это обожал — залезть на дерево и имитировать крик чирка, зовущего самочку. Правда, самочка ни разу так и не прилетела.

Потом заходили в кондитерскую родителей Айзека, в половине шестого она уже работала, и его мать наливала нам по чашке бесплатного топленого молока.

— Бесплатного топленого молока, — просияв, повторила женщина. Это была та самая подробность, которую она искала, которая так нравится что читателям, что зрителям. Она задала следующий вопрос: — Вы уже знали доктора Азимова, когда он написал свое знаменитое письмо президенту Рузвельту, положившее начало Пасаденскому проекту?

Я уже открыл рот, чтобы ответить, но меня опередил Док Лаундс:

— Черт побери, женщина, Айзек не имеет отношения к этому письму. Его написал Алексис Кэррел. Айзек подключился к проекту гораздо позже.

Женщина посмотрела в свои записи, потом на нас.

Взгляд ее не удивил ни меня, ни Дока. Читалась в нем жалость. Она нас жалела.

— Я так не думаю, — ответила она, правда, достаточно вежливо. — У меня здесь все записано.

— Записано неправильно, — отрезал Док и попытался объяснить ей, как все было на самом деле.