– Я делю для себя людей по категориям, в этом отношении, конечно. Есть бездельники бедные и богатые. Первых еще несколько десятков лет назад почти не было, им приходилось работать, чтобы есть. Теперь этого не надо, и бездельник, так сказать, по призванию, может таким и оставаться, правда, жить в относительной бедности, но… Есть, конечно, и категория бедных вынужденных бездельников, которые хотят работать, но неконкурентоспособны на рынке труда, среди них немало более или менее образованных людей, ведь добыть средства на учебу проще, чем найти работу, некоторые, правда, находят, как, например, Хосе Манюэль, и постепенно выбиваются в нижний слой среднего класса… очень, кстати, отощавшего за последние двадцать-тридцать лет. Ну а соответствующие категории среди богатых – это бездельники по призванию, проживающие наследство или семейные доходы, очень мало вынужденных бездельников, поскольку они могут работать хотя бы в своих собственных компаниях, есть трудоголики, просто не желающие сидеть без дела, как, к примеру, наша Клаудия, которая с невероятным усердием занимается благотворительностью, тратя свои и чужие деньги…
– И что же Пьер? – полюбопытствовала Дора.
– А вот Пьер из категории вынужденных работяг. Видишь ли, Клаудия готова оплачивать расходы на хозяйство, учить детей, кормить безработных, но она не хочет содержать мужа, считая это унизительным.
– По-моему, ты слишком хорошо знаешь эту Клаудию, – заметила Дора мрачно.
– Ох, Дорри, какой же ты еще ребенок! Разве я похож на альфонса?
Дора решительно замотала головой, тогда он сгреб ее в объятья и прижал к себе крепко-крепко, как ей нравилось, и она подумала, что категории счастливых и несчастных тоже существуют, и переход из одной в другую вряд ли легче, но совершается куда быстрее.
Началось все на шестой или седьмой день. Вечер они собирались провести на вилле, совместив полезное с приятным, то есть размещение скульптур с ужином, заказанные подставки должны были доставить к шести, так что торопиться особых резонов Ив как будто не имел, но это Доре только казалось, после недолгой прогулки по Старому городу он бросил взгляд на часы и повел ее прямо к дому, она вопросов не задавала, по большому счету ей было почти что все равно, где и когда находиться, ее радостного настроения это не задевало.
Войдя в студию, Ив сразу включил монитор и расположился перед ним поудобнее, надолго, стало быть. На экране замелькали кучки людей с флагами и плакатами, пикеты, наверно, потом фойе, коридоры, амфитеатр, лица…
– Европарламент? – спросила Дора, расчесывая еще не вполне просохшие, шапочка, как все они, пропускала, волосы.
Ив кивнул.
– И что там?
– Будут рассматривать закон о запрете вывода производств за пределы Европы. В очередной раз.
Дора положила расческу и села.
– Если бы такой закон приняли пять лет назад, – сказала она задумчиво, без прежнего запала и надрыва, – папа не остался бы без работы и…
– Не переживай. Я ведь сказал, в очередной раз. Его провалят так же, как и в прошлый, и как провалили бы пять лет назад.
– Почему?
– Потому что транснациональные компании никогда не позволят ограничить движение капиталов, иными словами, свои прибыли.
– Но не могут же они приказать депутатам!
– Но могут их купить. И приказать могут, тем, кого уже купили.