Встреча в Тельгте. Головорожденные, или Немцы вымирают. Крик жерлянки. Рассказы. Поэзия. Публицистика

Заявление Решке гораздо пространнее, тем более, что он вновь подробно останавливается на своей излюбленной теме «век изгнаний» и, начиная с армян, не забывает ни одного случая депортации, насильственного переселения, массового бегства вплоть до курдских беженцев. Из этого охватившего весь мир феномена утраченной родины и родилась, по его словам, их общая с Александрой Пентковской идея, желание дать возможность хотя бы покойникам вернуться на родину. Решке восклицает: «Два с половиной квадратных метра родимой земли были и остаются неотъемлемым правом человека!»; он указывает, что ограничением этого права может служить лишь размер отведенного под могилу участочка кладбищенской земли, и тут же начинает рассуждать об ухудшающемся качестве самой этой земли, постоянно отравляемой сточными водами, ядовитыми промышленными отходами и чрезмерным употреблением химических удобрений; наконец, возвращаясь к своему видению на берегу кашубского озера, Решке предупреждает о той угрозе, которой чревато для окружающей среды осуществление таких проектов, как «Дачи-гольф»; он не стесняется резких выражений вроде «разбой» и «дьявольская затея», рисует жуткую картину захвата земель, говорит: «Это конец, светопреставление», а потом внезапно, безо всякого перехода, следующим образом характеризует деятельность немецко-польского акционерного общества, как бы оглядываясь назад по прошествии десяти лет: «Узнавая, что территории, арендованные под миротворческие кладбища, теперь повсеместно передаются в акционерную собственность, что берега Мазурских озер, отражавших прежде лишь облака да небеса, ныне сплошь застроены и также стали жертвой неуемного стяжательства, я начинаю сомневаться в правильности и праведности нашей миротворческой идеи; пусть мы все хорошо задумали, однако результат ужасен. Сегодня я понимаю, что мы потерпели крах, но тем не менее вижу, что в конечном счете все оборачивается к лучшему. Отрицательные моменты дают положительный результат. Немецкую алчность уравновешивает азиатская неприхотливость. Чрезвычайно жизнеспособен оказался польско-бенгальский симбиоз. Он доказывает торгашам, что землевладение имеет все более относительную ценность. Европе предопределено азиатское будущее: свободная от узкого национализма, перешагнувшая через языковые барьеры Европа станет религиозно многоголосой, многобожной и обретет благотворно замедленный темп жизни под стать увлажнившемуся и потеплевшему климату…»

Как краткое заявление Александры Пентковской, так и все эти провидческие картины Александра Решке сопровождается унканьем жерлянок. Каждое из пророчеств заканчивается вместо восклицательного знака их печальным криком. Лучшей прощальной песни для нашей пары и не придумать.

Это были краснобрюхие жерлянки, которые обитают в низинах. Ах, как пугали нас, детей, безвершинные ивы, надвигающиеся из вечернего тумана призраки под аккомпанемент брачных песен жерлянок-самцов, которые раздували свои голосовые мешки среди хитросплетений осушительных канав. Чем теплее вода, тем короче интервалы между криками. В наиболее теплые майские дни краснобрюхие жерлянки издают до сорока криков в минуту. Когда ункает одновременно много жерлянок, то над водой — а звук над ней разносится особенно далеко — стоит нескончаемый многоголосый крик…

Вероятно, Решке записал ункающий хор только в начале, как бы в качестве увертюры, потом на кассете осталась солировать одна жерлянка, и в промежутки между ее криками он-то и вставляет свои реплики вроде: «интересы немецкой стороны», «разбой» или «права человека», «безродный», «никогда впредь», отчего каждая из этих реплик-восклицаний приобретает особую весомость. Унканье жерлянок оправдывало и некую велеречивость, например, такого выражения, как «польско-бенгальский брачный союз», тем более, что последние два слова все чаще появляются в дневнике Александра Решке по мере приближения дня, отнюдь не фигурального, а самого что ни на есть реального бракосочетания.