Читаем Встреча в темноте полностью

Встреча в темноте

Тьма. В рассказе она живой и хищный организм. Из нее рождаются и к ней возвращаются после смерти. Что она раскроет герою, попавшему в ее чертоги?

Виктория Скуратова

Современная русская и зарубежная проза18+

Виктория Скуратова

Встреча в темноте

Он оглянулся. Везде струилась тьма. Ее воздушные пары проникали в него и наполняли изнутри. Ему представилось, что вот-вот и она поглотит его всего и он сам станет ею. И видение, граничащее с фантазией, могло воплотиться наяву, если бы он ни закрывал глаза в нужный момент. А этот момент наступал всегда. Было важно моргать, что он и делал по привычке. Тьма в доли секунды показывала свои границы и отступала. Темнота под веками закрытых глаз и темнота, ожидающая снаружи, была ни одной и той же. Еле различимая, иссиня-черная полоса пересекала тьму и выдавала ее, как живой и хищный организм.

Он пошел, смутно, скорее, инстинктивно догадываясь о недружелюбном отношении к нему тьмы, а она последовала за ним. Его ноги рассекали раскрывающуюся пасть и давили набухающее, бескостное тело. Вокруг ничего не было — лишь тьма, окутывающая его со всех сторон. Но его это не останавливало. Он шел.

В определенный момент, когда тьму разрезала спасающая полоса и когда жалкое время, за которым по привычке он пытался следить, потерялось, к нему незаметно подкралась мысль, одна единственная, что смогла преодолеть паутину тьмы. Слабая и робкая кроха, без звуков и движений, упорно требовала чего-то. Он догадывался, что это было некогда знакомым. Но что именно — вспомнить не удавалось. Тьма, словно гибкая пружина, повторяла одни и те же движения: подбегала к заблудшему существу и отпрыгивала в момент его моргания, — но старательная и вечно голодная, она шептала ему, и этот шепот душил всякие попытки мысли родиться. Кроха болезненно погибала и возрождалась благодаря его мучительным стараниям что-то вспомнить. Когда силы его иссякли и моргать стало невыносимо от жгучей боли в глазах, он побежал, и тьма пустилась вдогонку. Мысль потерялась, и ее сожрала зубастая пасть.

Так он остался без единой думы в голове, но то был не конец. Его упорное нежелание пропитаться тьмой и уйти в ее чертоги, только и спасало его. Тьма давно не встречала такого упрямца, и в первые моменты их борьбы ей было весело. Но его силы исчезали, и она чувствовала это. Преследуя свою жертву, она уже знала, когда сможет поглотить его и ненадолго заглушить голод.

Он бежал от тьмы и возвращался к ней. Она везде и всюду. Когда он понял, что ему не убежать, то остановился и повернулся к ней. Они глядели друг на друга, и тьма, давно не испытывая подобного экстаза от напускной решимости жертвы, театрально засмеялась и раскрыла пасть. Он приготовился наполниться ею и навсегда потерять себя. Он сделал шаг к тьме, однако заметил то ли в ней, то ли сквозь нее светящуюся точку вдалеке. Она еле выделялась на фоне непроглядного мира, но все же он ее заметил. Наверняка, там что-то есть. И мысль снова родилась. И он пошел прямо к точке. Тьма слегка удивилась и последовала за ним, делая ему вроде одолжения.

Он шел, но белая точка нисколько не росла. Он бежал, и все равно свет во тьме мерцал так слабо, не смея приблизиться к нему, что ему показалось: тьма заигрывала с ним. Но она, опытная и терпеливая хищница, лишь преследовала его и порой своей бесформенной фигурой проплывала перед его глазами, чтобы, испугав, оставить. Но то было ее ошибкой. Увлеченная охотой, тьма не заметила, как в нем зародилась и начала расти мысль. Это и стало ознаменованием ее возможного проигрыша.

Он бежал к точке, и ее свет под воздействием мысли, зачерпывающей из неведомо откуда забытые образы, представления и верования, начинал расти. Он верил в нее, и тьма не чувствовала в нем больше страха. Точка наконец оформилась, и он увидел большое деревянное корыто, испещренное занозами и дырами, наполненное то ли жидкой, то ли скомканной, но все той же тьмой. Рядом с корытом ползали существа, что меняли свой облик в такт его морганию. Но как бы они ни менялись, лица их оставались прежними. Он смотрел на них и долго не мог понять, чьи они. Только мысль, неисчезнувшая, но уставшая, подсказала ему: не лица, а рыла свиней.

Существа, пихая друг друга, лезли в корыто, жадно откусывали и проглатывали комки тьмы. Он оглянулся и увидел ее, стоящей позади и окутывающей, как и прежде, все пространство. Она ехидно улыбалась, наслаждалась его реакцией, о которой он, впрочем, и не догадывался. Его мысль хоть и была жива, но слишком слаба, чтобы подсказать ему о его же облике.

«Как ты здесь очутился?» — послышался голос позади.

Он обернулся и заметил комок света.

«Не знаю, — был его мысленный ответ. — А ты как?»

«Я всегда здесь».

Свет без устали делал круги вокруг корыта, поочередно заглядывал в рыла свиней. Они оборачивались на него, пренебрежительно отталкивали и продолжали наедаться. Он последовал за светом, и было неизвестно, сколько кругов сделал вокруг странных созданий, пожирающих тьму. Казалось, прошла вечность. А, вроде бы, и нет. Он шел, бежал, плыл, плелся, и тьма, следуя за ним и теперь за светом, терпеливо ждала, уверенная в своей власти.

«Ты помнишь, что было прежде?» — спросил свет.

«Я не уверен».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза
Оптимистка (ЛП)
Оптимистка (ЛП)

Секреты. Они есть у каждого. Большие и маленькие. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит. Жизнь Кейт Седжвик никак нельзя назвать обычной. Она пережила тяжелые испытания и трагедию, но не смотря на это сохранила веселость и жизнерадостность. (Вот почему лучший друг Гас называет ее Оптимисткой). Кейт - волевая, забавная, умная и музыкально одаренная девушка. Она никогда не верила в любовь. Поэтому, когда Кейт покидает Сан Диего для учебы в колледже, в маленьком городке Грант в Миннесоте, меньше всего она ожидает влюбиться в Келлера Бэнкса. Их тянет друг к другу. Но у обоих есть причины сопротивляться этому. У обоих есть секреты. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит.

Ким Холден , КНИГОЗАВИСИМЫЕ Группа , Холден Ким

Современные любовные романы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Романы
Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза