А я глубоко вздохнула, унимая бешено колотящееся сердце, стянула с головы новую шапку, размотала шарф и еще раз огляделась – теперь уже с чувством, с толком, с расстановкой. Фойе было украшено по-новогоднему – везде стояли елки, висели гирлянды, дождь и мишура. Ну правильно, у нас сейчас Новый год начинается в октябре и заканчивается к концу января. Раньше украшения убирали после старого Нового года, а теперь дотягивают до Крещения, которое, кстати, уже прошло. Да что я говорю – у меня и самой дома до сих пор елка стоит: я ведь провела праздники в лагере и не успела на нее насмотреться!
А что, глупо весь год хранить где-то в коробках такие прекрасные вещи, как елка с игрушками, и любоваться ими всего неделю в году. Никогда не понимала людей, наряжающих елку тридцать первого декабря. А как же ожидание и предвкушение праздника? Это, как говорит мама, иногда лучше самого праздника...
– Вот, – услышала я и вздрогнула от неожиданности.
Так старательно думала на отвлеченные темы, успокаивая себя, что не заметила, как вернулся Витька!
А он уже деловито сажал на стоящий возле колонны столик пушистого рыжего кролика с висящими, как у спаниеля, ушами.
– Какой хорошенький! – восхищенно протянула я. – Можно погладить?
– Конечно, – снисходительно усмехнулся он. – Даже на руки взять можно.
Брать кролика на руки я не решилась, только погладила по мягкой шелковистой шерстке.
– Пойдем за остальными, – позвал Витька.
– А кролик не упадет?
– Не упадет, – снова усмехнулся он. – С этого столика мы уже падали, так что теперь ученые.
Через неприметную дверку мы прошли за кулисы, и я благоговейно осмотрелась. Огромный темный зал резко контрастировал с ярко освещенным нарядным фойе, и пахло здесь странно – животными и почему-то краской. Витька шел быстро, и я едва за ним успевала, глазея по сторонам.
– Потом все посмотрим, – наконец сказал он. – Сейчас некогда, скоро зрители начнут заходить.
Я послушно перестала озираться, а мы тем временем пришли в тесную комнатку с табличкой «Фотоцирк» на двери. Витька взял две сумки и повернул к выходу, но, заметив, что я все еще не разделась, предложил:
– Давай пальто повешу.
Ради такого случая я действительно надела пальто – куртка с юбкой совсем не сочеталась. И сейчас пожалела, что не догадалась снять его раньше: вдруг юбка перекрутилась или свитер сбился. И в зеркало не мешало бы взглянуть, вместо того чтобы аутотренингом заниматься, – в фойе их полно... Но сейчас было поздно, оставалось лишь надеяться, что в дороге моя внешность сокрушительного ущерба не претерпела.
Хотя, в принципе, стоило ли стараться? Витька все равно – ноль внимания. Или вида не подает? Серега как-то сказал, что мужчины все замечают, просто не говорят. Эх, любит он себя «мужчиной» называть... Кошмар, опять сплошной Серега в голову лезет!
Я засунула шарф с шапкой в рукав, Витька пристроил мое пальто на вешалку, и так уже во все стороны топорщившуюся одеждой, опять подхватил свои авоськи, и мы пошли обратно.
– Давай я что-нибудь понесу, – предложила я.
Он взвесил сумки в руках и после недолгого раздумья протянул одну мне:
– Ну возьми питона.
Я с благоговением взяла сумку и удивилась:
– Тяжелый!
– Да это бутылки с водой, сам-то он легкий.
– Бутылки?
– С горячей водой, – пояснил он. – Питон – животное тропическое, к нашей зиме не приспособленное. Ему тепло нужно.
– А дома он тоже водой греется?
– Дома он в террариуме живет, там лампа специальная.
Кролик мирно дожидался нас на столике.
– И правда ученый, – усмехнулась я.
А Витька уже расстегнул сумку и выуживал из нее питона.
– Маленький, – протянула я, с опаской поглядывая на узкое серебристо-коричневое тело.
– Ну вот, то тяжелый, то маленький!
– Я же не знала, что он процентов двадцать от сумки занимает.
Я осторожно погладила питона и удивилась:
– Он теплый!
– А почему он должен быть холодным? – удивился Витька.
– Так они же эти... – я напряглась и вспомнила биологию, – хладнокровные!
– Хладнокровные – это значит, что у них нет постоянной температуры тела, – снисходительно пояснил он. – И они подстраиваются под температуру окружающей среды. Сейчас он полежал среди бутылок с теплой водой, поэтому сам теплый.
Питон оказался неожиданно приятным на ощупь, а если я проводила рукой от хвоста к голове, чешуйки смешно щекотали кожу.
– Полинял недавно, – сообщил Витька. – Сейчас шкурка новенькая.
– А старенькая где? – глупо хихикнула я.
– В террариуме осталась, – вздохнул он от моей биологической безграмотности. – Змеи из старой кожи просто выползают. Даже выражение есть: «Сменить кожу, как змея».
– Да, выражение есть, – согласилась я.
С русским языком и литературой у меня всегда было лучше, чем с естественными науками. Но все же не настолько плохо, чтобы потешаться! Это я и собралась сообщить Витьке, но тут к нам подошла весьма колоритная пара – мужчина с большим профессиональным фотоаппаратом и женщина, держащая на руках какое-то странное животное, в котором я не сразу опознала чернобурую лису. Прямо как в анекдоте: так вот ты какой, северный олень! Я против воли хихикнула, а Витька тем временем важно сказал: