Встреча Вселенных, или Слепоглухие пришельцы в мире зрячеслышащих

Для меня никто не озаботился, чтобы я отличал, с запахом чьих именно духов смешивается, извините, запах пота, подчас куда более ощутимый. Не силен я в парфюмерии, что поделаешь… Оказывается, потому не силен, что не были созданы специальные условия, в которых важно было бы в парфюмерии разбираться. Зато стихийно возникло другое условие, исключающее пользование какой бы то ни было парфюмерией, – бронхиальная астма покойной сестры. Меня приучили к тому, что лучше, по возможности, вообще ничем не пахнуть – быть просто чистым.

Этим объясняется мой запоздалый – в тридцать пять лет – энтузиазм, с каким я начал отстаивать свое право носить шорты. Как-то летом 1988 года, гуляя со своим другом-коммунаром, Александром Зерновым, я нащупал на нем шорты. Очень удивился: до сих пор думал, что шорты носят самое позднее лет до шестнадцати. А тезке на тот момент было двадцать восемь.

– А что, лучше, чтобы от тебя несло, как от лошади? – вывел меня из шока тезка.

О!!! Вот это был довод! Я изнемогал от жары, обливался потом, так что от меня именно несло, как от лошади. Я немедленно стал упрашивать маму купить или сшить мне шорты. С отчаяния с другим коммунаром даже сам купил в спортивном магазине то, что он назвал шортами – просто-напросто очень, мягко говоря, нескромные красные трусы. Из которых, как я заметил уже после всех приключений, «разбегались овцы». Мама смеялась и возмущалась:

– Петух в красных штанах!

В том-то и дело, что без штанов… А я еще заявился в тех трусах на ближайший сеанс неконтактного массажа к Джуне Давиташвили. Она удивленно сказала, что тогда уж можно являться и вовсе в костюме Адама. Тут-то я и заметил разбежавшихся «овец»… Провалиться сквозь землю не удалось, а штаны-то дома…

В конце концов мама обрезала и подшила старые, давно продранные на коленках во время моих многочисленных падений вельветовые брюки. Они и стали моими первыми шортами, и я поехал в них в ленинградский пионерский лагерь «Салют».

Но мы, вообще-то, об узнавании. Можно, конечно, узнавать и в естественной обстановке, без выработки условного рефлекса на условную связь между тем или иным запахом и тем или иным человеком. От кого-то постоянно несет перегаром, от кого-то – табаком (иногда приятно, как от Ф. Т. Михайлова – удивительно душистым трубочным табаком), от кого-то – странной смесью одеколона с э… тухлыми яйцами, что ли (бывают такие «ароматные» мужчины, после которых не сразу и в ванну полезешь – надо подождать, пока проветрится). Чье-то дыхание, по остроумному выражению Поля Брэгга, «может убить вола».

Узнавание по вибрации от шагов… Пол разный бывает. Дощатый, паркетный передает вибрацию хорошо. Бетонный, покрытый линолеумом – плохо. А у меня еще и плохая чувствительность ног. Я плохо чувствую поверхности, по которым хожу, не говоря уж о вибрациях. И вообще, кто чем слушает… На первомайской демонстрации, где мы стояли рядом с оркестром, спрашиваю мальчика, воспитанника Загорского детдома, почему он без слухового аппарата. Тот отвечает наповал: «Я слушаю животом!» Там у него вибрация от близкой музыки…

У меня есть маленькая поэма «Шаги». Это я лежал после купания в Иссык-Куле на досках пирса и всем телом ощущал вибрацию шагов. В стихах это передано через изменение ритма. Быстрый четкий шаг явно молодого человека, побежка малышей, грузный марш пожилого увесистого ветерана войны и труда (как шутит Виктор Суворов, стопятидесятикилограммовый генерал, стовосьмидесятикилограммовый маршал)…

Очень интригует зрячеслышащих узнавание «по руке». При этом часто ведут себя крайне бестактно. Суют под ладонь слепоглухого свою руку и назойливо, бесцеремонно требуют узнавания. Рука при этом обычно совершенно неподвижна. И от меня требуют узнать по неподвижной руке точно так же, как зрячеслышащие узнают по лицу.

Не знаю, что значит узнавать «по лицу». Читал и много раз слышал, что для зрячеслышащих лицо наиболее информативно. Какие-то черты лица… Что это такое? Глаза светятся… Это как?

И мне бывает очень неловко, неудобно, когда берут мою руку и вдруг начинают едва ли не тереться лицом об нее: ощупай, мол, какое у меня лицо, представь меня себе. А что там? Нос, губы, щеки, глаза, лоб – все на месте… Какие такие особые приметы искать? И зачем? Что, при каждой следующей встрече полезу ощупывать лицо? Даже если мне это разрешат, не думаю, что это уж такое удовольствие. Да и мне самому чужие лица мять… что-то мешает… какой-то внутренний тормоз… Этический, пожалуй.

Насколько знаю, по телефону голоса не всегда узнаваемы. И считается, скажем мягко, не очень хорошим тоном настырно допытываться, кому принадлежит голос. Или требовать, чтобы тебя по голосу узнали. А что, более тактично требовать от слепоглухого, чтобы узнал по руке? Не тактичнее ли сразу назвать себя?