Встреча выпускников

— Извините меня, мадам директор, мисс, — сказал Пэджет. — А-а, вы здесь, майор. Прямо на самом дне кучи. Пришлось перелопатить всю. — Он положил на стол большой ключ.

— Вы попробовали вставить его в дверь подвала?

— Да, сэр. Но не было никакой необходимости. На нём моя этикетка, видите: «Угольный подвал»!

— Легко запереть себя и спрятать ключ. Спасибо, Пэджет.

— Один момент, Пэджет, — сказала директриса. — Я хочу видеть Энни Уилсон. Пожалуйста найдите её и приведите сюда.

— Лучше не надо, — тихо сказал Уимзи.

— Конечно же надо, — отрезала директриса. — Вы сделали публичное обвинение против этой несчастной женщины, и будет только справедливо дать ей возможность ответить на него. Приведите её прямо сейчас, Пэджет. — Руки Питера сделали последний красноречивый жест, свидетельствующий, что он вынужден уступить. Пэджет вышел.

— Думаю, что это просто необходимо, — сказала экономка, — чтобы решить этот вопрос раз и навсегда.

— Вы действительно думаете, что это разумно? — спросила декан.

— Никто в этом колледже не может быть обвинён, — сказала директриса, — без того, чтобы быть выслушанным. Ваши аргументы, лорд Питер, кажутся в высшей степени убедительными, но улики могут иметь и некоторую другую интерпретацию. Энни Уилсон —  без сомнения Шарлотта Энн Робинсон, но из этого не следует, что она стоит за всеми беспорядками. Я признаю, что против неё говорит многое, но это может быть фальсификацией или совпадением. Например, ключ можно было бросить в угольный подвал в любой из трёх прошедших дней.

— Я ходил повидаться с Джуксом… — начал было Питер, когда его прервал приход Энни. Опрятная и услужливая, как обычно, она приблизилась к директрисе:

— Пэджет сказал, что вы хотели видеть меня, мадам. — В этот момент её взгляд упал на газету, раскрытую на столе, и она вздохнула с длинным и резким шипящим звуком, в то время как её глаза обшаривали комнату взглядом затравленного животного.

— Миссис Робинсон, — сказал Питер быстро и спокойно. — Мы вполне можем понять, что вы чувствуете обиду — возможно, справедливую обиду — на людей, ответственных за трагическую смерть вашего мужа. Но как вы могли дойти до того, чтобы позволить своим детям помогать вам готовить эти ужасные записки? Разве вы не понимали, что, если что-нибудь произойдёт, их могут заставить выступить свидетелями в суде?

— Нет, не могут, — быстро сказала она. — Они ничего об этом не знали. Они только помогали вырезать буквы. Вы думаете, что я позволила бы им страдать? Боже мой! Вы не можете этого сделать…, я говорю, вы не можете так поступить… вы — животные, я бы сначала убила себя.

— Энни, — сказала доктор Бэринг, — должны ли мы так понимать, что вы признаёте себя ответственной за все эти отвратительные беспорядки? Я послала за вами, чтобы вы могли оправдаться от некоторых подозрений, которые…

— Оправдаться? Я? Я не стремлюсь оправдываться. Вы — самодовольные лицемеры, хотелось бы мне, чтобы вы привели меня в суд. Я рассмеялась бы вам в лицо. Как бы вы выглядели там, в суде, когда я рассказала бы судье, как эта женщина убила моего мужа?

— Мне чрезвычайно неприятно, — сказала мисс де Вайн, — слышать обо всём этом. Я ничего не знала об этом до сегодняшнего дня. Но у меня действительно не было никакого выбора, как поступить. Я не могла предвидеть последствий, но даже если бы могла…

— Вам было бы наплевать. Вы убили его, и вам наплевать. Я говорю, что вы убили его. Что он вам сделал? Какой вред он причинил хоть кому-нибудь? Он только хотел жить и быть счастливым. Вы вынули хлеб из его рта и обрекли его детей и меня на голод. Какое вам было до этого дело? У вас нет никаких детей. У вас нет мужчины, о котором нужно заботиться. Я знаю о вас всё. У вас когда-то был мужчина, и вы бросили его, потому что забота о нём причиняла вам слишком много беспокойства. Но разве вы не могли оставить в покое моего мужчину? Он сказал ложь о ком-то, кто стал тленом сотни лет назад. Никому не стало от этого хуже. Разве грязный клочок бумаги важнее, чем наши жизни и счастье? Вы сломали его и убили — ни для чего! И вы считаете, что эта работа для женщины?

— К большому несчастью, —  сказала мисс де Вайн, — это было моей работой.

— Что общего у вас с такой работой? Работа женщины состоит в том, чтобы заботиться о муже и детях. Жаль, что я не убила вас. Жаль, что я не могу убить вас всех. Жаль, что я не могу сжечь дотла это место и все подобные места, где вы учите женщин браться за мужскую работу, чтобы сначала ограбить их, а затем убить.

Она повернулась к директрисе.