Встреча выпускников

Он встретил её в Ферраре со знакомой, быстрой, кривой улыбкой и готовой речью, но с более формальной любезностью, чем та, которую она помнила. Он слушал с интересом и даже неподдельной горячностью её рассказ о путешествиях за границей, и она обнаружила (как и следовало ожидать), что карта Европы была изъезжена им вдоль и поперёк. Он рассказал несколько забавных случаев из собственного опыта и добавил некоторые комментарии об условиях жизни в современной Германии, которые свидетельствовали о хорошей осведомлённости. Она была удивлена, что он так близко знает входы и выходы международной политики, поскольку не замечала за ним большого интереса к общественной деятельности. Она неистово спорила с ним о перспективах конференции в Оттаве, на которую он, казалось, не возлагал слишком больших надежд, и к тому времени, когда они добрались до кофе, она уже так стремилась разубедить его в отношении некоторых извращенных взглядов на разоружение, что полностью забыла о первоначальных своих целях (если таковые и были) на эту встречу. В театре ей периодически удавалось напомнить себе, что должно быть произнесено нечто решительное, но разговор настолько заморозился, что было трудно ввести новую тему.

Когда спектакль закончился, он посадил её в такси, спросил, какой адрес он должен дать водителю, попросил формального разрешения увидеть её дом и сел рядом. Это, что и говорить, было тем самым нужным моментом, но он приятно болтал о георгианской архитектуре Лондона. Только когда они ехали вдоль Гуилфорд-стрит, он предвосхитил её, сказав (после паузы, во время которой она утвердилась в мысли сделать решительный шаг):

— Я так понимаю, Харриет, что у вас нет для меня другого ответа?

— Нет, Питер. Мне жаль, но я не могу сказать ничего больше.

— Хорошо. Не волнуйтесь. Я постараюсь не досаждать. Но, если бы вы могли иногда выносить моё общество так, как сделали это сегодня вечером, я был бы очень благодарен.

— Я не думаю, что это будет честно по отношению к вам.

— Если это — единственная причина, то мне лучше судить. — Затем вернулась его обычная самоирония: — Привычка — вторая натура. Я не обещаю измениться в целом. Я, с вашего разрешения, продолжу предлагать вам руку и сердце через приличные регулярные интервалы, например в ваш день рождения, в день Гая Фокса и в годовщину коронации. Но смотрите на это как на чистую формальность. Просто не обращайте внимания.

— Питер, но  продолжать так просто по-дурацки.

— Да, и конечно, в День всех дураков.

— Было бы лучше забыть об этом. Я и надеялась, что вы забыли.

— У меня паршиво работает память. Она забывает вещи, которые не следует забывать, и оставляет нетронутыми те, которые требуется забыть. Но хоть не бастует в целом.

Такси подъехало к дому, и водитель вопросительно оглянулся. Уимзи подал ей руку и мрачно ждал, пока она достанет ключи. Затем он взял их у неё, открыл дверь, сказал доброй ночи и ушёл.

Поднимаясь по каменной лестнице, она поняла, что в отношении  ситуации в целом её прыжок был бесполезен. Она упала назад в старые сети нерешительности и душевных страданий. В нём, казалось, произошли некоторые изменения, но от этого иметь с ним дело легче не стало.

Он сдержал обещание и почти не досаждал. Много времени его не было в городе, он был занят расследованием нескольких дел, некоторые из которых просочились в газетные столбцы, в то время как другие, казалось, осторожно растворились во мраке. В течение шести месяцев он сам был за границей, не дав никакого объяснения и просто сославшись на «дела». Однажды летом он был занят странным делом, которое заставило его переадресовать почту на рекламное агентство. Он нашёл офисную жизнь интересной, но завершение дела оказалось странным и болезненным. Был вечер, когда он появился, чтобы выполнить договорённость о совместном обеде, но, очевидно, был не в состоянии ни есть, ни говорить. В конце концов он признался в страшной головной боли и температуре и согласился, чтобы его отвезли домой. Она была достаточно встревожена, чтобы не бросать его, пока он не оказался благополучно в собственной квартире и в умелых руках Бантера. Последний заверил, что проблема была всего лишь реакцией на окончание судебного разбирательства и скоро пройдёт. Через день или два пациент позвонил, принес извинения, и назначил новую встречу, на которой продемонстрировал прекрасное настроение и бодрость духа.