Если с г-ном Ле Варлоном де Вериньи г-н де Брео встретился при обстоятельствах довольно исключительных, условия, при которых несколько месяцев тому назад он завязал знакомство с г-ном Флоро де Беркайэ, тоже представляли некоторые особенности.
Ежегодно при наступлении весны г-н Флоро де Беркайэ впадал в дурное расположение духа, которое живо обращалось бы в черную меланхолию, если бы он не прибегал к лекарству, которое он не опускал случая применять, как только чувствовал в нем потребность. Итак, в одно прекрасное утро г-н Флоро де Беркайэ задул свечу, надел шляпу, положил ключ под сенник и вышел на улицу. Как только он вышел, он начал шумно вдыхать воздух, громко ступать по мостовой и, совсем развеселившись, поднял свою козлиную морду, чтобы посмотреть снизу на узкое и высокое окно чердака, где он в течение стольких ночей — на плечах рубище, под ногами солома — мучился за маленьким некрашеным столом, закапанным чернилами, прибирая точные рифмы, приятно звучащие, или составляя выдумки, могущие быть занятными для зрителя. И те и другие в смысле награды доставили ему как похвалы, лестные для его тщеславного сердца, так и кое-какие кошельки, наполненные золотыми, что позволяло ему поддерживать свой гений.
Талант свой он применял то к оде, то к сонету, к мадригалу, эпиграмме и балету. Однако ему было несколько затруднительно приспособляться к господствующему вкусу, требующему, чтобы все было одинаково очищено, представляло новые и возвышенные мысли, куда не входило бы ничего избитого и вульгарного. Г-н де Беркайэ часто говаривал, что ремесло это не легко и что заниматься им следовало бы со всеми удобствами, сидя на хороших пуховых подушках, а не торчать на соломенном стуле, который только протирает штаны да колет и царапает ягодицы.
Бедность представлялась ему довольно плохим условием, чтобы производить превосходные вещи, которых ожидают от поэтов, и нетопленое логовище казалось ему неподходящим местом, чтобы собирать туда богов и богинь и приглашать мифологических героев за тем, чтобы из их приключений извлечь картины для танцев или аллегорических изображений. Кроме того, эти знаменитые личности долго ломаются, раньше чем согласятся навестить кого-нибудь, у кого для их приема есть только край сенника и в чьей берлоге вместо лавров, вокруг чела они найдут только вязаный колпак, надвинутый от холода на уши и затылок.
Если бы еще г-н Флоро де Беркайэ мог письменно изложить то, что обычно приходило ему в голову, это помогло бы делу. У него был известный вкус к смешной пародии, и он мог бы отличиться в этом роде искусства, но по несчастной случайности, которую он немало оплакивал, мода на такие произведения прошла, а прежде не знала границ. Грубые шутки, которыми прежде развлекалось лучшее общество, теперь не были занятны для самого заурядного. Требовалось благородство, пышность и галантность. Больше не выносили веселых грубостей, от здоровой откровенности которых до колик смеялись добрые люди и в которых находило удовольствие даже изысканное общество. Теперь эта грязь и шутовство занимали только челядь. И г-н Флоро де Беркайэ очень жалел о последствиях этой утонченности, потому что чувствовал в себе что-то шутливое и насмешливое, что приходилось ему, в силу того, что он называл бедствием своего времени, хранить для себя. Для пропитания он принужден был пользоваться талантом, ему не свойственным. Тем не менее, он старался бодро переносить эти затруднения и придавать своим произведениям учтивость и возможную пристойность, чтобы снискать одобрение знатоков.
Маркиза де Преньелэ, покровительствовавшая г-ну Флоро де Беркайэ, была непреклонна на этот счет. Низкое или тривиальное слово жестоко ее оскорбляло, так что г-н де Беркайэ тщательно воздерживался от них в ее присутствии. Ему достаточных трудов стоило заставить ее переносить уже его наружность, в которой не было ничего возвышенного, и козлиный запах. Чтобы найти в последнем сходство с баснословными фавнами и сильванами, фигурирующими в его балетах, понадобилась вся мифология его стихов. К счастью, маркиз де Преньелэ был покладистее своей жены, принадлежа к тому времени, когда людей веселило то, что теперь навлекало на себя порицание и о чем он сохранил воспоминания молодости. Иногда г-н Флоро де Беркайэ на ухо в уголках говорил ему такие шуточки, за которое его тотчас же выставили бы из кабинета, где госпожа де Преньедэ возглавляла кружок светлых умов и порядочных людей.