Встречи господина де Брео

Так, например, г-н де Брео, как только прибыл, был отведен в помещение, где уже находились господа де Фразен и де Риго. Увидя их, г-н де Брео, которому вовсе не улыбалось проводить ночь в такой компании, велел лакею провести его на квартиру г-на Флоро де Беркайэ. Тот принял его как нельзя лучше, хотя для спанья был только матрац на полу, да и то для этого пришлось потревожить молоденькую служанку, которая как раз в эту ночь спала около г-на де Беркайэ, в чем последний очень извинялся перед г-ном де Брео. Г-н де Брео отлично выспался. Положим, главная работа у г-на де Беркайэ с девушкой была уже окончена, так что он разбудил ее только на рассвете для легкого прощанья, скорее деликатного, чем пылкого.

Г-н де Беркайэ именно для свидания с этой девушкой и покинул только что г-на де Брео, рядом с которым он дивился искусным ракетам. Громкие аплодисменты, вызванные миланскими выдумками г-на Конджери, привели г-на Флоро де Беркайэ в раздражение. Его бесило, что пороховые затеи имеют не меньший успех, чем те, в которых он претендовал быть знатоком и для которых требовалась изощренность остроумия, знание мифологии и способность создать из этого зрелище, приятное не только по красоте костюмов, но и по скрытому смыслу и по намекам, в нем заключенным. Ведь в своем балете с сильванами г-н де Беркайэ аллегорически изобразил, как маркиз де Преньелэ обратил сельское безлюдье Вердюрона в сад утех, где он вызвал к жизни фонтаны и воды. Не это ли должна была обозначать прекрасная нимфа, победительница деревенских рогатых божеств? Но большая часть публики увидала во всем этом только танцы в костюмах. И г-н Флоро де Беркайэ проклинал свое ремесло, жалея о муках, которые оно ему доставляло, меж тем как итальянский шарлатан привлекает к себе общее внимание, зажигая порох, заключенный в картонных трубочках, и производя этим в небе цветную забаву, воздушную трескотню.

Высказав эти соображения, полные горечи, г-н де Беркайэ оставил г-на де Брео, а сам пошел спать, что советовал сделать и своему собеседнику. Но г-ну де Брео спать не хотелось, и он безлюдие садов предпочел матрацу, с которого слышно было бы, как шуршит своим сенником г-н де Беркайэ во славу молоденькой служанки, дожидавшейся его дома. К тому же ночь продолжала быть великолепной. Запах пороха и ракет г-на Конджери рассеялся, и темнота была чистой, почти прозрачной. Плошки догорали вдоль цветников, обрамляя их своим неравномерно расположенным светом. Там и сям гаснущие фонари еще освещали боскет.

Кривые дорожки наконец привели г-на де Брео к театру из кустов. Последние факелы там умирали. Г-н де Брео присел на минуту на дерновую скамью, откуда он смотрел на танцы г-жи де Блион. Он хотел бы, чтобы она вновь пред ним предстала. Он закрыл глаза. Образ прекрасной нимфы возник из глубины его памяти, блестящий, но в крайне уменьшенном виде, с точной, но словно удаленной окраской. Г-н де Брео не ощутил по отношению к ней желания, только что испытанного, но почувствовал своеобразное удовлетворение при мысли, что в мире существует особа с таким совершенным телом.

Находясь всецело под властью подобных мыслей, г-н де Брео поднялся. Ветерок пробегал по деревьям над его головой и доносил до слуха звуки скрипок. Он направился к месту танцев, отыскивая, как мог, дорогу в лабиринте кустарников. Дойдя до перекрестка, он остановился в нерешительности. Ему показалось, что он слышит жалобный голос, то прекращавший, то снова возобновлявший свои стоны. Г-н де Брео сделал несколько шагов. Он находился у грота из раковин. Вход туда был еще иллюминован. На пороге стоял человек, преклонив колени. Тень его удлиненно падала перед ниц на пол. Эта личность, по-видимому, находилась в расстроенных чувствах. С непокрытой головой, он изо всех сил бил себя кулаком в грудь. Присмотревшись, г-н де Брео, к великому своему удивлению, узнал в нем того человека, который только что вздыхал так шумно подле него при появлении г-жи де Блион на сцене в кругу рогатых сильванов.

Г-н де Брео решил удалиться, не разузнавая более подробно, что этот незнакомец там делает, как вдруг тот сам обратился к нему со следующими словами:

— Кто бы вы ни были, сударь, не бойтесь подойти ко мне. Я не тот, за кого вы могли бы меня принять. Я не безумный злоумышленник, не колдун, скребущий землю, чтобы найти клад, не икающий, упившийся пьяница, хотя последний грубый образ слишком хорош для того, что я собою представляю перед самим собою и перед Господом Богом. Мне нет необходимости выдумывать на себя всяческие низости, чтобы почувствовать свою, потому что человек через грех теряет свое место в мироздании и падает до самой низкой ступени, и я, сударь, жалкий грешник.

И он снова ударил себя в грудь. На лице его, которое г-н де Брео помнил в краске желания во время танцев г-жи де Блион, теперь явственно можно было прочитать смущение и искреннее отвращение к самому себе. Углы его полного рта опустились в унылой гримасе.