Встречи и воспоминания: из литературного и военного мира. Тени прошлого

Соотношение недавнего прошлого и настоящего с проекцией будущего, несомненно, глубоко занимало Захарьина. В своей историко-литературной деятельности он стремился к конкретному анализу фактов, тщательно изучал ситуации, с которыми сталкивался в общественной жизни. Как современник Великих реформ Александра II, состоявший к тому же в 1860–1870-х годах на государственной службе в ведомствах, реализовывавших элементы реформ на местах, он имел возможность видеть как положительные, так и отрицательные их стороны, причем непосредственно в живом процессе преобразований, охвативших Россию. Так, например, наряду с благотворностью самой идеи отмены крепостного права И. Н. Захарьин непосредственно наблюдал и восприятие реформы крестьянами (зачастую выражавшееся в бунтах по поводу «утаивания барами подлинной воли», якобы заключавшейся в безвозмездной передаче всей земли народу), и проблемы, связанные с расчетом выкупных платежей (неизбежно приводившие к тяжбам между крестьянами и землевладельцами), и многие элементы непоследовательности, которые заключал в себе план реформы и которые становились очевидными только при конкретной реализации преобразований на местах, и многих других. А в отношении серии очерков «Воспоминания о Белоруссии» критики справедливо отмечали, что автор, убежденный приверженец русификации западнорусского края, «приводит, однако, факты, которые раскрывают весь вред этого направления». В последнем случае, правда, следует говорить не столько о действительном «вреде» русификации бывших польских воеводств, а о тех опасностях общественно-политического взрыва, которые мог вызвать этот процесс, неправильно поведенный, и многочисленных нюансах, которые он порождал. Но, в любом случае, замечание указывает на амбивалентность проблемы, поставленной И. Н. Захарьиным, и различные трудности на пути ее решения.

Все это, однако, как будто не приближает нас к решению проблемы, заявленной в начале статьи – о соотношении исторической науки и «рассказов очевидцев», которые мы обозначили как ретроспективную публицистику или документальную беллетристику. Не профанирует ли данный подход к историческому материалу саму историю, не размывает ли границы между наукой и вымыслом?

Едва ли. У этих направлений действительно разные ниши: серьезные исторические исследования, как правило, обладают специализированным направлением: они интересны только для узкого круга профессионалов. Участь почтенная, но, увы, оставляющая за бортом огромную потенциальную аудиторию, в просторечии именуемую «широким кругом лиц, интересующих историей и культурой». Именно этой опасности стремились избежать те толстые журналы, в которых преимущественно сотрудничал И. Н. Захарьин – в первую очередь, «Исторический вестник», издатели которого, в первую очередь, С. Шубинский, изначально ставили себе цель сделать издание привлекательным для широкого читателя, а не только обслуживающим интересы избранной аудитории. Для этого в журнале активно публиковались воспоминания, исторические романы и повести. Сходным образом действовал М. И. Семевский, типичный редактор-собиратель, тщательно и умело всюду отыскивавший для своей «Русской старины» интересные материалы и придававший им, при необходимости, хорошую литературную обработку. При этом издатель «Русской старины» считал особенно назидательными недавно происшедшие события, уроки и ошибки недавнего прошлого и полагал, что ранее освещение тех или иных эпизодов или фактов чьей-либо биографии предоставляет немало возможностей для защиты и восстановления исторической правды. Поэтому дискуссионные проблемы прошлого, затронутые И. Н. Захарьиным и изложенные живым художественным слогом, находили отклик у редакторов названных изданий и охотно принимались ими к публикации. Лишенные академической строгости, они формируют в сознании широкого читателя определенный смысловой историко-культурный фон – даже несмотря на неточности и допущения, порой присущие им. Повествование о прошлом составляет почву или ткань, образ истории, необходимый для всякого мало-мальски образованного человека для того, чтобы не стать ему «Иваном, не помнящим родства». Без такого образа или фона восприятие каких-либо конкретных эпизодов, событий или явлений прошлого просто невозможно – им просто негде будет задержаться в сознании и памяти человека. И задача его формирования в России, по крайней мере, со времен Карамзина оказалась в руках не только и не столько академических историков, сколько историографов-литераторов, создающих определенное историко-культурное поле для мышления.

Д. И. Болотина

Встречи и воспоминания: из литературного и военного мира

Моей дорогой дочери Н. И. Захарьиной посвящается эта книга

Предисловие автора