Раздумья неизбежно приводят к выводу: несправедлив, бесчеловечен социальный строй, порождающий войны, трущобы, голод… Раздумья облекаются в стихи. Поэзия, по словам Акамацу, нанизала на одну вертикаль внутреннее, интимное, и внешнее, действительное, стала как бы мостом, соединяющим субъект с окружающим миром.
— В чем видите вы долг поэта, цель его жизни? — спрашиваю я Акамацу.
Он не задумываясь отвечает:
— Известный поэт Миядзава Кэндзи сказал: «Пока в мире существует горе, это горе — горе поэта. И долг подлинного поэта стремиться к тому, чтобы на земле не было горя». Вопрос о долге поэта не только политический, но и чисто человеческий. Поэт должен идти впереди. Все замечательные поэты мира всегда шли впереди. Я, коммунист, стою за новый социальный строй. Подлинный поэт всегда коммунист. Поэт меняет человека и изнутри. Мне кажется, это самая важная его задача.
— Читаете ли вы лекции в Осакской литературной школе? Я знаю, у вас там много друзей…
— Меня очень интересует литература, но я слишком занят общественной работой. Жаль, что из-за недостатка времени не могу выступить с лекцией о советской литературе. Однако, с моей точки зрения, более важна дружба с Советским Союзом. Ради этого я и работаю в Обществе дружбы. Наша дружба с Советским Союзом должна быть более глубокой, внутренне необходимой для каждого.
— Каковы ваши планы на будущее?
— Очень хотелось бы еще раз побывать в Советском Союзе. Хочу издать сборник стихов Андрея Вознесенского в переводе на японский язык.
— Почему именно этот поэт привлек ваше внимание? Насколько мне известно, в Японии вы первый его переводчик?
— Почему? Тематика его стихов интернациональна, и это не просто нагромождение образов. Вознесенский стремится испытать новые формы. Поэзия — это прежде всего искусство, а уж потом культурное оружие человечества. Он пишет о современной советской молодежи, выражает ее мысли, чаяния. Очень хотелось бы его увидеть, получить от него предисловие для японских читателей.
— Кого из поэтов, японских и наших, вы могли бы назвать в числе любимых?
— В Японии — Оно Тосабуро, Хасэгава Рюсэй, в России — Пушкин, из современных — Твардовский, конечно Вознесенский, а также Рождественский.
Акамацу порывист, полон энергии. Кажется, он никогда не спит — масса мероприятий, ведь он ответственный секретарь местного филиала общества «Япония — СССР».
— Лирических стихов пишу мало. Стремлюсь критиковать себя и действительность. Личность неотделима от общества. Нравственное совершенствование индивидуума неотделимо от коренного переустройства социальной системы.
…Акамацу говорил еще долго. О поэзии, о жизни… Говорил горячо…
Воспоминания об осенних осакских встречах навевают на меня книги, стоящие на полке, и особенно та, в голубом переплете, — подарок Акамацу Токудзи…
Хайку, сочиненное в России
Арасияма — то ли городок, то ли предместье Киото. В апрельских лучах южного солнца белеют горы: здесь еще вишня в цвету, хотя в других районах Японии пора цветения уже кончилась. Вода сверкает на перекатах перед искусственными водопадами высотою не больше метра. Мост через Ходзугава усеян людьми, берег, утопающий в зелени, — тоже. Арасияма — излюбленное место отдыха. Здесь конечный пункт знаменитого пути, который проделывают туристы на старинных лодках. В верховьях реки, на лодочной станции, стоят, ожидая пассажиров, просторные, длинные, узконосые, плоскодонные ладьи, вмещающие человек пятнадцать. Лодочники в широкополых соломенных шляпах — один на корме, рулевой, другой на носу с шестом в руках и двое с веслами — народ бывалый. Кажется, еще мгновенье — и бурный поток разобьет о скалы летящую лодку, но спасительный шест выводит ее в безопасное место. Когда-то эти лодки перетаскивались волоком по берегу Арасияма в верховья Ходзугава. Теперь на смену местным бурлакам пришел многосильный транспорт. Рабочих рук стало меньше, доходов — больше.
Несколько лет назад я попал в Арасияма впервые после часа головокружительной гонки вниз по течению, а сегодня приехал сюда на электричке, потратив тоже примерно час. Мои спутники — г-жа Яманоути, пожилая женщина, сестра известного знатока русского языка, популяризатора советского искусства в Японии г-на Яманоути, и молодой человек по фамилии Кобаяси, сотрудник рекламной фирмы, с матерью-поэтессой.
Узнав, что я интересуюсь японской поэзией и культурой, они тотчас же упомянули имя своего знакомого — профессора Канэко, ученого, искусствоведа, поэта.
…Профессор Канэко, худой, выше среднего роста старец, видимо, действительно очень уважаемый человек. Мои спутницы, не говоря уж о молодом человеке, почтительно склонились перед ним, опустившись на колени, долго и церемонно выказывая свое уважение и радость по поводу встречи.