Встречи на московских улицах

Семейство Ивана Алексеевича ещё не успело встать из-за стола, как вошёл камердинер и осипшим голосом доложил, что дворник вернулся без лошади и бочки – отобрали французы. Известие это было встречено гробовым молчанием. И именно в это мгновение на улице послышался цокот копыт, который всё нарастал и приближался. Все бросились к окнам, выходившим на Тверской бульвар. По булыжной мостовой скакали французские драгуны, над их касками развевались конские хвосты.

Боясь за грудного ребенка (будущего революционного демократа А. И. Герцена), Яковлев отослал семью к княгине Анне Борисовне Мещерской, сестре покойной матери. Та жила почти в начале бульвара, на месте современного Театра на Малой Бронной. Няня Герцена Вера Артамоновна рассказывала:

– Сначала ещё шло кое-как, первые дни, то есть, ну, так, бывало, взойдут два-три солдата и показывают: нет ли выпить; поднесём им по рюмочке, как следует, они и уйдут, да ещё сделают под козырек. А тут, видите, как пошли пожары, всё больше и больше, сделалась такая неурядица, грабёж пошёл и всякие ужасы.

Яковлевы занимали у княгини деревянный флигель. Когда он загорелся, муж одной из сестер Ивана Алексеевича, Павел Иванович Голохвостов, предложил перебраться в его дом. При выходе с М. Бронной на Тверской бульвар это было второе здание по нечётной стороне (от дома княгини его отделял только сад). Дом был кирпичный, стоял в глубине квартала, и Голохвостов был уверен, что огонь его не захватит.

– Пошли мы, – вспоминала Вера Артамоновна, – и господа, и люди, все вместе, тут не было разбора; выходим на Тверской бульвар, а уж деревья начинают гореть. Добрались мы наконец до голохвостовского дома, а он так и пылает, огонь из всех окон. Павел Иванович остолбенел, глазам не верит.

Спасаясь от огня, Яковлевы и их дворня бросились в сад Голохвостова. Но туда вскоре ввалилась ватага пьяных солдат. Начался грабёж погорельцев. Дошло до того, что вырвали из рук кормилицы пятимесячного Герцена и стали рыться в пелёнках в поисках денег и драгоценностей. Поистине, солдатня выкинула из пелён жемчужину, даже и не заметив этого. А великий революционер и замечательный русский писатель с удовольствием вспоминал этот случай из своего младенчества:

– Я с гордостью улыбался, довольный, что принимал участие в войне, – с ностальгической иронией писал Александр Иванович в воспоминаниях «Былое и думы».

Туз идёт! Во время своих наездов в Москву A. C. Пушкин обязательно посещал Тверской бульвар. В марте 1827 года А. Я. Булгаков, чиновник для особых поручений при московском генерал-губернаторе, писал брату: «Мороз, и снегу более теперь, нежели когда-либо, а дни такие весенние, что я поэта Пушкина видал на бульваре в одном фраке; но правда и то, что пылкое воображение стоит шубы».

Возможно, в этот же день молодой писатель и будущий академик С. П. Шевырёв наблюдал на бульваре интересную сцену:

– В субботу на Тверском я в первый раз увидел Пушкина. Он туда пришёл с Корсаковым. Сел с несколькими знакомыми на скамейку и, когда мимо проходили советники Гражданской палаты Зубков и Данзас, он подбежал к первому и сказал: «Что ты на меня не глядишь? Жить без тебя не могу». Зубков поцеловал его.

A. C. Пушкин

Б. К. Данзас – брат лицейского товарища Пушкина. В. П. Зубков – советник Московской палаты гражданского суда. Знакомство поэта с Василием Петровичем состоялось после его возвращения из ссылки в Михайловском. Поводом для этого стало увлечение поэта своей дальней родственницей С. Ф. Пушкиной. «Я вижу раз её в ложе, в другой на бале, в третий сватаюсь», – признавался поэт.

Софья, двадцатилетняя красавица, стройная, с прекрасным греческим профилем и чёрными как смоль глазами, была свояченицей Зубкова. Конечно, она пользовалась успехом. Один из почитателей Софьи, поэт Фёдор Туманский, посвятил ей следующее стихотворение:

Она черкешенка собою
Горит агат в её очах,
И кудри чёрные волною
На белых лоснятся плечах.

Любезна в ласковых приветах,

Она пленяет простотой
И живостью в своих ответах,
И милой резвой остротой.

В чертах лица её восточных

Нет красоты – видна душа
Сквозь пламень взоров непорочных
Она как радость хороша.

Большому ревнивцу Пушкину стихи эти не понравились, и он написал «Ответ Ф. Т.»:

Нет, не черкешенка она;
Но в долы Грузии от века
Такая дева не сошла
С высот угрюмого Казбека.

Нет, не агат в глазах у ней,

Но все сокровища Востока
Не стоят сладостных лучей
Её полуденного ока.

Зубков представил Александра Сергеевича Софье, и поэт не замедлил объясниться с ней. Это признание было встречено кокетливым приглашением явиться в начале зимы.