Встречи на московских улицах

Партия Ефремова обнаружила в верховьях реки Кемень в области хребта Удокан залежи железистых песчаников. В отчёте Ефремов записал: «Руда состоит из правильных тонких прослоек кварца и магнетита, сходных с таковыми у железистых кварцитов Криворожского месторождения. Свита достигает значительной мощности…»

Далее карандашом зачёркнуто продолжение фразы: «…но полученные образцы не создают впечатления богатой руды, вследствие очень незначительной мощности магнетитовых прослоек». Время внесло свои коррективы, и Арсеньев зафиксировал это, оборвав второй абзац на первой строчке. Но характерно, что он не «подправил» первоначальный текст, конъюнктурно приспосабливая его к ситуации дня. Нет, он честно внёс исправления в выводы, сделанные полтора десятилетия назад, бережно сохранив при этом текст, к которому прикасалась рука его друга.

Эта правка связана с открытием в июле 1949 года группой иркутских геологов во главе с Е. И. Буровой у подножья хребта Удокан позеленевших кусков медной руды. Эта находка послужила началом открытия богатейшего месторождения меди, которое вошло в историю геологических побед мирового класса. По мнению современных геологов, лебединая песня в разведке Удокана ещё не спета. Здесь почти каждый год обнаруживают всё новые и новые месторождения меди.

По-видимому, тут простирается огромный медноносный район Восточной Сибири.

Итак, несмотря ни на какие трудности, экспедиция Ефремова выполнила свою задачу. Все её участники сохранили самые лучшие воспоминания как о её начальнике, так и о перипетиях самого маршрута. Алексей Александрович Арсеньев оставался дружен с Иваном Антоновичем до самой его смерти и бережно сохранил все материалы, связанные с прошлым. Нестор Иванович Новожилов тогда же выразил свои впечатления в следующих строчка: «Эти дни были полны поэзии дикой, героических долгих трудов. Я служил экспедиции Чарской Великой и такой вновь служить я готов».

Сам Иван Антонович на основе воспоминаний об этой экспедиции написал свои ранние приключенческие рассказы «Голец подлунный» и «Озеро горных духов». Прообразом скромного и малоразговорчивого геолога первого из них стал A. A. Арсеньев.

Отблеск давних костров Великой Чары неоднократно падал на страницы и позднейшей прозы Ефремова:

– Полгода – суровая борьба, испытание меры сил, воли, находчивости. Жизнь полная, насыщенная ощущением близости природы, со здоровым отдыхом и покоем после удачно преодолённой трудности. Но слишком медлительная для того, чтобы быть насыщенной интеллектуально и эмоционально, слишком простая, чтобы постоянно занимать энергичный мозг, жаждущий всё более широкого познания разных сторон мира. И вот другие полгода – в городе, где всё то, что было важным здесь, отходит, и геолог впитывает в себя новое в жизни, науке, искусстве, пользуясь юношеской свежестью ощущений, проветренных и очищенных первобытной жизнью исследователя. Видимо, такое двустороннее существование и есть та необходимая человеку смена деятельности, которая снова и снова заставляет его возвращаться к трудам и опасностям путешествия или узкой жизни горожанина. Переходить из одной жизни в другую, ни от чего не убегая, имея перед собою всегда перспективу этой перемены, – это большое преимущество путешественника-исследователя, которое редко понимается даже ими самими («Лезвие бритвы»).

Романтика приключений, так ярко выраженная в первых рассказах писателя, также присуща и его последующим произведениям. Сама фантастичность их сюжетов строится на твёрдых реалиях земных путешествий автора. Характерно, что, когда журналист Н. Болотов сказал Ефремову о его отходе от сюжетов, почерпнутых из жизни, к фантастике, Иван Антонович не согласился с этим:

– Вы не правы, подозревая меня в перемене курса! Фантастический элемент присутствовал и присутствует почти во всём, что я писал, пишу и, по-видимому, что буду писать. Фантастика всегда увлекала меня и увлекает всё больше и больше. Замыслы неудержимо растут, ширятся, в особенности после того, как я закончил «Туманность Андромеды». Я не открываю Америки, сказав, что фантастические произведения в основе своей должны быть реальны, верней, казаться таковыми. Думаю, в своём творчестве придерживаюсь этого правила, даже закона.

Ефремов удачно сочетал в одном лице талантливого писателя и выдающегося учёного. Вторая сторона его личности всегда играла определённую роль в разработке сюжетов художественных произведений, в построении их на каркасе реальностей. Пристрастие учёного сказалось и на его читательских интересах. Вспоминая о своих юношеских увлечениях, Иван Антонович говорил: