Встречи на московских улицах

«На его расспросы я, со сна, отвечал сбивчиво и не очень вразумительно, и он повёл меня в сад Дома Герцена, за палисадник, и усадил там меня рядом с собой на скамейку, в тени под липой.

Мы начали прямо со стихов – всё остальное нам обоим казалось менее важным. Мандельштам читал много.

Потом он попросил читать меня.

Я читал последние свои стихи, читал старательно и именно так, как читал он сам и все акмеисты, – т. е. подчёркивая голосом звуковую и ритмическую сторону стиха, а не смысловую. Мандельштам слушал меня внимательно, и на лице его не отражалось ни одобрения, ни порицания. Когда я кончал одно стихотворение, он кивал головой и говорил:

– Ещё.

И я читал ещё.

Когда я прочитал всё, что мог, он сказал:

– Каким гуттаперчевым голосом эти стихи ни читай, они всё равно плохие.

Это суждение его было окончательным. Никогда уже больше он не просил меня читать мои стихи.

Однако отношение его ко мне нисколько не изменилось. Всё так же участливо повёл он меня к себе в комнату, на второй этаж.

Комната, в которой он жил, большая и светлая, была совершенно пуста. Ни стола, ни кровати. В углу большой высокий деревянный сундук с откинутой крышкой, а у раскрытого настежь окна – один венский стул. Вот и все предметы в комнате. На подоконнике рыжей горкой лежал табак. Он предложил мне свёртывать и курить.

Он расспрашивал меня о своих петроградских знакомых, и я рассказывал ему всё, что знал.

Осип Эмильевич отнёсся к „Ушкуйникам“ с полным презрением, но мой долг в 381 миллион заинтересовал и взволновал его.

– Ну, это мы сейчас уладим, – сказал он мне. – Пойдёмте.

И он повёл меня по раскаленным московским улицам и привёл в какое-то частное контрагентство печати, помещавшееся в одной комнатке в полуподвале. Там сидели четыре нэпмана средних лет, которые, как объяснил мне Мандельштам, открыли множество книжно-газетных ларьков по станциям железных дорог, но почти не имели товара для продажи. И они тут же купили у меня мою накладную на „Ушкуйники“ и сразу же заплатили мне за неё один миллиард рублей.

Крупных купюр тогда не существовало, и весь этот миллиард с трудом запихался в мой пустой заплечный мешок. И все мои горести рухнули разом. Я мог сегодня же ехать домой и расплатиться с типографией».

Редкая удача начинающего автора! Но на дальнейшие дерзания на поэтическом поприще она его не подвигла – перешёл на прозу, подарив миру ряд биографических повестей о знаменитых мореплавателях и роман «Балтийское небо».