Читаем Встречи на Сретенке полностью

После того письма Юлька долго молчала, и Володька не знал, что и думать, ходил мрачный, все валилось из рук. Занятия со взводом разведки, увлекшие его поначалу, стали тяготить и надоедать... Когда он возвратился в свою часть, ему предложили на выбор либо роту, либо взвод разведки. Володька взял взвод, точнее, его остатки. В боях на участке Сытьково - Бутягино взводу не пришлось быть в деле, и сейчас он, помня свою разведку на Овсянниково, в которой только чудом удалось добраться до немцев и захватить "языка", усиленно занимался с ребятами. Каждую ночь ползали они на имитированную оборону противника, сделанную по всем правилам - и с проволочными заграждениями, и минами, и консервными банками. Раздобыли трофейные немецкие осветительные ракеты. Их запускали бойцы, изображающие противника... Целую неделю не удавалось им скрытно, не обнаружив себя, подобраться к "противнику". Долго не могли научиться бросать ножи и много переломали немецких штыков, хрупкая сталь которых не выдерживала неудачных бросков. Многое приходилось осваивать самим, так как не все было в руководствах и инструкциях. И вот эти занятия после последнего письма Юлькиного Володька стал проводить вяло, без прежнего напора.

Жили они в лесу, километров шестьдесят от передовой... Недалеко находились две деревеньки, но ходили туда редко, да и незачем - молодух не было, одни старики да старухи... Кормили неважно, но с этим мирились и те, кто побывал на передовой, и те, кто прибывал на пополнение из госпиталей, знали: лучше любой недоед, чем передний край, куда можно попасть за два ночных перехода. Но бригада пополнялась медленно, и вряд ли раньше зимы попадут они на фронт. В лесу обжились, устроили большие землянки с двойными нарами, обзавелись печурками - живи не тужи.

Пивная кружка с пеной у Володьки вышла неплохо. Некоторая небрежность акварельных мазков, сделанных неумелой пока левой рукой, даже пошла на пользу. А вот с текстом он намучился, буквы получились кривоватые, края неровные... Ладно, сойдет, подумал Володька и, завернув ватман, направился в "Уран" к Толику.

Тот стоял за буфетной стойкой в белом халате с очень серьезным и деловым видом.

- Принес?

- Держи, - протянул Володька сверток.

Толик развернул, расправил лист, посмотрел.

- Порядок... Спасибо. Я наливаю тебе?

- Валяй.

Володька оперся о стойку и стал тянуть пиво. Оно было действительно холодное и свежее, как он и написал в рекламе. Народа почти нет, и они могли поговорить.

- Ты и на фронте поварил? - спросил Володька.

- Нет, не вышло... В стрелковую роту запихнули. Думал, уже хана, живым не выйти, но потом ротный в ординарцы взял, ну и кормил я его. Однажды батальонный зашел, попробовал моего варева - забрал к себе. Там уже полегче, но все равно два раза долбануло. Первый - легко, в санбате отлежался, а второй раз осколком... Еще налить?

- Налей, - согласился Володька, подумав, сколько же кружек отвалит Толик за работу.

Отвалил три, а потом сказал, что ему в подсобку надо. Они попрощались, и Володька вышел на улицу... Пиво немного ударило в голову, домой идти не хотелось, и он зашагал к Сретенским воротам, а оттуда вниз по бульвару к Трубной...

Того удивления Москвой, какое было в сорок втором, Володька не ощущал. За месяцы госпиталя уже свыкся с мыслью, что отвоевался и что вернется в родной город, но бродить по московским улицам было приятно. Вот и Рождественка напомнила институт, экзамены. Может, зайти? Но кольнула мысль о Тоне, и он прошел мимо.

За Петровскими воротами, около Никитских, у "деревяшки" толпился разный люд. Володька остановился, раздумывая, но тут подъехал к нему какой-то оборванный, замухрышистый тип, уперся в Володьку долгим немигающим взглядом. Он подумал, может, знакомый какой, но пока не узнавал, внимательно вглядываясь в лицо человека, так пронзительно и неприятно уставившегося на него.

- Помрешь скоро, лейтенант, - вдруг прохрипел тот, и в голосе всплыло что-то далекое, знакомое.

Володька вздрогнул, не владея собой, он выдал прямым ударом в лицо этому типу... Тот отлетел к стене "деревяшки" и упал. Теперь Володьке стало стыдно псих, наверно, или контуженный, - и он подошел к упавшему.

- Ненормальный ты, что ли? Чего порол?

- Струсил, лейтенант... Наконец-то страшок в твоих глазах увидел. Не узнаешь? - осклабился тот, продолжая лежать.

- Не узнаю, - пробормотал Володька, хотя опять что-то знакомое почудилось в голосе.

- Куда тебе всех нас запомнить? А я вот век тебя не забуду.

- Ладно, вставай, - протянул Володька руку.

- Сто граммов поставишь? Тогда встану, - не принял он Володькиной руки. И напомню тебе кое-что.

- Поставлю, черт с тобой. Поднимайся!

Тот взял Володькину руку, встал.

- Гони монету на стопку, или пойдем вместе.

- Пить я с тобой не буду. Держи, вынул Володька тридцатку и червонец.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное