– Тебе можно, а что полезно мне, решу сама. – Тут и остановка, шаг – и я на тротуаре, Виктор не успел моргнуть. Я помахала ему рукой. Что я теряю? Ничего. Чемодан мой на вокзале, а других вещей у меня нет. Где мне покушать, решу сама.
Огляделась и дико удивилась, когда увидела рядом Ивана.
– Определенно ты мне нравишься. – Опять лицо хмурое, а на губах улыбка.
– Ты мне тоже нравишься. И что дальше?
Не думает ли он, что я под него лягу?
– Да ничего. Просто нравишься, и все. Вы, бабы, только об одном и думаете. Поедем обратно. Лариса Александровна приболела. Купим на рынке чего-нибудь свеженького.
– Это о чем же мы, бабы, думаем? – Хочу завести его, мне нравится заводить мужиков.
– О том, что вслух не говорят. – Надо же, какой он стеснительный, этот бывший зек.
– По-моему, если человек культурный, то для него нет запретных тем. Обо всем можно говорить, лишь бы хамства не было.
– Ты, наверное, хотела сказать, лишь бы было не вульгарно. Так?
Мы медленно идем по Большому проспекту. Народа мало. Середина рабочего дня все-таки.
– А почему ты не на работе?
Откровенно говоря, мне все равно, на работе он или нет, но надо же о чем-то говорить, коли идем вместе.
– Я в ночь ухожу. Вот навестим Ларису Александровну, покормлю тебя и сосну минут сто восемьдесят.
Мы подошли к рынку. Толчея, суматоха, гомон. Как мне это нравится. Я вообще люблю быть в гуще народа. А запахи! Обалдеть можно. Пахнет свежей зеленью, вырос укроп и молодой озимый чеснок, петрушка и сельдерей. Молодцы ленинградские старушки, умудряются на подоконниках вырастить такой урожай. Это мясной ряд: у меня живот подводит. Так и представляю вот этот кусок свинины на сковороде да с лучком. Иван торгуется с какой-то тёткой, та ни за что не хочет уступить.
– Попробуй сам вырастить, а потом уж цену назначай.
Иван по-доброму смеётся.
– Ты, женщина, на меня посмотри. Я – и твой укроп, – смеётся заразительно.
Купив пучок укропа, Иван идет дальше. Я за ним.
– Возьмем врачихе печенки: полезно для крови, – говорит Иван, стоя у прилавка. Наверное, он услышал бурчание в моем желудке, потому что тут и заявил:
– Заодно и тебя покормлю. Студент хотел накормить тебя паровыми котлетами, но разве для здорового человека это еда?
На выходе с рынка стоят две женщины, они торгуют ландышами. Такие цветы у нас не растут, а запах от них обалденный. Гляжу и удивляюсь. Иван покупает букетик. Неужели это мне? Не заслужила.
– Лариса Александровна будет рада, – лицо его просветлело и улыбка совсем другая. Все ясно: бывший зек неровно дышит в сторону врачихи.
Какая все-таки неустойчивая в Ленинграде погода! Час назад светило ясное солнце, а теперь небо затянуло серыми облаками, задул ветер с севера, становится зябко. А тут и пустой желудок – все один к одному.
– Прибавь шагу, – командует Иван, мы бежим к остановке, успели. В троллейбусе полно пассажиров, нас притиснуло лицом к лицу, тесно прижали. Так тесно, что я начинаю кое-что чувствовать. Стыдно как. Чувствую, что и Иван смущен. Лицо покраснело, лоб потом покрылся.
– Граждане! – громко говорит он. – Не напирайте так. Тут ребенок.
Это он обо мне? Мне скоро девятнадцать, а он – «ребенок». Гляжу ему в глаза и начинаю понимать: так он это от смущения. Такой большой, опытный, а смущается, как мальчишка. Троллейбус затормозил. Нас разъединило, Иван облегчено вздохнул. Я же стала размышлять – привычка такая: на рынке он краснел и млел при упоминании имени Ларисы Александровны, а тут, чуть почувствовал тело другой женщины, и сразу такая реакция. Выходит, у мужчин впереди ума бежит чувство. Вернее, его ощущения. Надо будет проверить на ком-нибудь. Тут и остановка наша.
Накрапывает дождь, ветер гонит мусор, народ спешит укрыться куда-нибудь. Иван не спешит, он шагает по набегающим лужам, разбрызгивает брызги и мне кажется, что он что-то напевает. Я поспеваю за ним и слышу: «Бродяга Байкал переехал, навстречу родимая мать» и ещё что-то слезное.
– Иван, – прошу его, – давай спрячемся куда-нибудь.
– Девочка! Не любишь стихию? Это так прекрасно! Не отставай.
Я не отстаю. Так и идем: Иван впереди, с песней, я следом. Без песни. Мне не до песен. Мне бы покушать чего-нибудь да чемодан забрать. Надоело носить одну юбку и блузу, надоело чистить зубы пальцем.
Когда мы подошли к дому, где живут эти люди, небо очистилось и опять засветило солнце. От асфальта подымается дымок, воробьи возобновили свои чириканья. Люди тоже заговорили громче. Сильна природа. Одна я не радуюсь, меня уже начинает мутить от голода.
Лариса Александровна встретила нас так, как будто ждала.
– Вымокли небось, – сказала она и на этот раз не стала предлагать переобуться в тапки. Думаю, постеснялась Ивана. Я все замечаю. Как они смотрят друг на друга, как краснеют, отчего-то суетятся. Иван торопится выложить продукты прямо в прихожей, а хозяйка притворно сердито делает ему замечания.
– Что же Вы, Иван. На кухню несите. Тут полно микробов!