– Откуда я знаю. Говорит так, а я не проверяла. А была я в больнице у Аркадия.
– А как же Аркадий? – строго, как мамаша, спрашивает Клеопатра.
– Аркадий болен. А что? Мы все отравилась чем-то. Он сильнее всех.
– Бедняжка. – Клеопатра готова пожалеть даже своего обидчика.
– Никакой он не бедняжка. – В этом я согласна с Тоней.
– Сам притащил черт-те что. Нас отравил и сам отравился.
– Девочки, – говорю я, – а если и Павел сейчас принесет отравленное вино? Мужики – они такие.
– Ну, нет. – Клеопатра готова защитить любого, кто в штанах. – Павел – мужчина солидный. Видели, во что он одет? Такие джинсы у фарцовщиков стоят не меньше моей зарплаты.
– И куртка на нем импортная.
Падки мои подружки на все иноземное. Антонина мечтает о джинсах и кожаной куртке.
Тут в мою голову пришла гениальная мысль – я же люблю шокировать народ: а что, если я предложу Павлу одну золотую монету и попрошу его купить мне джинсы и куртку из лайки? Тут он вернулся.
– Сударыни! – говорит он и протягивает нам две странные бутылки. Таких мы раньше не видали: толстопузенькие и в оплетке. – Вино и музыка – это есть настоящий кайф. – Ну и словечко он выдумал! Не удивлюсь, если он заговорит по-иностранному.
– Из чего пить такое вино надо? – Антонина практична.
– Хорошо бы фужеры, – опять он выпендривается, – но сойдут и стаканы.
– Стаканов у нас в достатке. На заводе стоят автоматы газированной воды, при них этих стаканов полно. Поняли? То-то, – не хочет отставать от подруги Клеопатра.
Павел умело открыл бутылки и так же разлил вино по стаканам.
– Предлагаю выпить за очаровательных представительниц советского рабочего класса.
– Павел, – укоризненно говорит Клеопатра, – а просто за нас, милых женщин, нельзя выпить?
– Sorry. – Я так и знала, что заговорит по-английски. – Everything for you, nice ladies.
– А нельзя ли по-русски? – обиженно говорит Антонина. – Мы университетов не кончали.
Тут я выступила:
– Нечего этим хвастаться. Но и Вы, Павел, должны вести себя культурно. По-моему, неприлично говорить на иностранном языке в компании русских.
– Ты права, Ирина, выпьем просто за вас.
Пьет он красиво.
Скажу откровенно, он мне начинает нравиться. Да, я такая. Не девочка уже. Аркадий тоже ничего себе, но больно занудливый, говорит как по писаному.
Половину бутылки мы осилили за пять минут. Хорошее вино. Веселит. Захотелось танцевать и петь, но бог не дал мне слуха. Зато Павел обладал хорошим музыкальным слухом и красивым баритоном.
– Гитары у вас, как вижу, нет. Спою а капелла.
Пел он песни Высоцкого очень похоже на него: «А тот, который во мне сидит, считает, что он истребитель» и другие. Так что заводить радиолу нам не пришлось.
Почали вторую бутылку, и тут Клеопатра говорит, нагло так:
– Павел Иванович, Вы, как и Аркадий, пришли свататься к Ире?
– В женихи я не гожусь, – спокойно отвечает работник морга. – А для милого друга могу сойти. Вы Мопассана читали?
– Вашего Мопса мы не читали, но подругу в обиду не дадим.
Тут я взъерепенилась. Нашлись защитницы!
– Опять ты, Клеопатра, хвастаешься своей необразованностью. Павел Иванович, пойдемте отсюда. Тут душно стало.
– Какие верные у тебя подруги.
Слышу издевку в тоне его.
– Не Вам их судить. Они, к вашему сведению, меня сутки назад, можно сказать, от верной смерти спасли.
Мы стоим у машины Павла. Сверху медленно опускаются крупные снежинки, они красиво искрятся в свете фонарей, ложатся на лицо и щекочут кожу. Сама не знаю как, но я положила руки на плечи Павла и, зажмурив глаза, поцеловала его в губы.
– Они смотрят, – говорит Павел и глазами показывает на наше общежитие.
– Пускай, – отвечаю я и сильнее прижимаюсь к телу мужчины.
Распутница, – скажете вы. Пускай так. Истосковалась я по мужской ласке. Аркадий был груб и напорист. Кроме того, он, как кобель, сделал свое дело и на боковую. С Павлом я почувствовала исходящие от него тепло и ласку.
– Девочка, – наконец-то мы расцепились, – я стар, я испорчен жизнью, я…
Я прервала его:
– Я, я, я. Я тоже не девочка. Работаю как вол, учусь в институте. Мне ласки хочется, уюта и тишины. Думаешь, – я перешла на «ты», – в общежитии можно нормально отдохнуть?
– Вот что, – в Павле проснулся прокурорский работник, – поехали ко мне. Там все обсудим.
– Не могу. Завтра на завод.
– До завода я тебя домчу. Где твой завод?
Уговорил, и мы уехали, провожаемые взглядами моих подружек.