Этот короткий фрагмент вызывает множество вопросов. Почему "обида" встала в силах русских? Почему она "вступила девою на землю Троянову"? Что это за лебединые крылья у синего моря, которыми она якобы "взмахнула"? И почему, наконец, обида прогнала времена счастливые? Причем последний из этих вопросов представляется особенно трудным, если записать последнюю строку фрагмента без "осмысленного" перевода на современный русский: "плещучи упуди жирня времена".
Плещутся лебединые крылья у синего моря, и это не что иное, оказывается, как мотив, сопровождающий трагический факт: степь силу русскую одолела! И обида именно встала в силах Даждьбожьего внука и ступила-таки на землю Троянову! Это ли не шарада для досужих умов? Между тем переводчики "Слова" даже не заметили этого сложного места в прославленном нашем памятнике, проскочили мимо, отметив лишь, что Троян - это либо римский император Траян, либо древний бог Троян. Что касается обиды, вставшей в силах внуков Даждьбога, плескающейся и машущей лебедиными крыльями, то это, конечно же, считается поэтическим украшением - мало ли их в "Слове"!
Излишне напоминать, что древняя литература конкретна, она обычно не терпит ничего лишнего, не нужного по ходу действия. Но она охотно использует литературные заготовки из более ранних источников. "Синее море" - этот постоянный знак "Слова" - возвращает нас к ранним источникам малоазийского периода. Ведь именно тогда море занимало умы и сердца людей.
Древняя Троя на берегу "синего моря" - только этот город соединяет воедино непонятное и загадочное в вышеприведенном отрывке. Как это ни парадоксально, для того, чтобы рассказать о битве у Дона, автор явно использовал литературный блок, слив в несколько строк и море, и деву-обиду, и лебединые крылья, и поражение, страшное и однозначное в своей предопределенности, а вовсе не такое, каким оно могло быть в половецкий период.
Цикл героических сказаний о Троянской войне послужил легендарному Гомеру основой для создания поэмы из 15 700 стихов. Согласно сказаниям царевич Парис из Трои похитил у спартанского царя Менелая жену, красавицу Елену. Как только дева эта вступила на землю Трои, спартанский царь Менелай и его брат Агамемнон собрали рать для морского похода на Трою. Вот почему "обида встала в силах" и обернулась девой! Паруса греческих кораблей напоминали несметную стаю встревоженных лебедей, и весла раскропили, расплескали воду синего моря близ убежища Париса, у берега земли Трояновой. И совсем как в "Слове", создатель "Илиады" обращается к Музе - только в "Слове" Муза эта представлена Бояном, соловьем старого времени.
Итак, сказания о Троянской войне были той общей сокровищницей, из которой почерпнули вдохновение легендарный Гомер и не менее легендарный Боян, внук Велеса. Но не только. Сам факт использования Троянского цикла в "Слове", а также характер и освещение событий свидетельствуют земля Трояна - это земли Трои и одновременно это синоним русской земли (независимо от масштабов подлинных событий история Трои - это, по крайней мере, литературный факт или факт-сообщение, говоря языком специалистов).
Что ж, вправе спросить историк или читатель, значит, это единственное место в "Слове" и является основой гипотезы и одновременно ее доказательством? На этот вопрос необходимо сразу же ответить отрицательно: в нескольких местах короткой русской поэмы речь недвусмысленно идет о временах Трояновых. Более того, автор поэмы сам говорит об этом, как бы предупреждая читателя. Но для того чтобы в этом убедиться, недостаточно беглого чтения. Попробуем же прочесть несколько таких мест "Слова" с подобающим случаю вниманием.
Вот, к примеру, автор вспоминает Бояна, который мог бы воспеть храбрые русские полки, "скача по мыслену древу, умом летая под облаками, свивая славу давнего и нынешнего времени, волком рыща по тропе Трояновой через поля на горы". Допустим, что тропа Троянова - это действительно дорога, проложенная императором Траяном и ведущая в Рим. Что же получается? Боян, внук самого Велеса, пустился бы по этой дороге стремглав в сторону Рима? Или, быть может, волком рыскал бы в обратном направлении? Вероятно, это обстоятельство и не заслуживало бы удивления: чего не бывает в поэтических произведениях! Но здесь все же следует удивиться. Потому что не надо забывать о цели такого экстравагантного маршрута великого русского певца. А целью является поэтическое вдохновение и ничто иное. Строкой выше автор называет древнего певца соловьем времени, и воспеть полки Боян мог бы по-соловьиному.
Воспеть полки.. Для этого-то Боян должен почерпнуть вдохновение на тропе Трояновой - легендарной тропе, с которой только и могут быть связаны предания или воспоминания, дорогие его сердцу, понятные ему, заветные. Впрочем, точный смысл сказанного в "Слове" был уже утрачен ко времени княжения Игоря и его ратного подвига: тропа Троянова воспринималась уже как тропа, освященная поэтической традицией, тропа богов, тропа легенд.