Маринка любила вернуться к тому, что уже раньше видела («Папа, пойдем, посмотрим еще раз «хромую» елочку»). Она просила по сто раз читать знакомый наизусть «Телефон» Чуковского. Кстати, все дети получают огромное удовольствие от того, что уже знакомо, значит, находят и в привычном новые штрихи, тонкости, почему мы утрачиваем это качество с годами? В дошкольную пору Маринку не таскали ежедневно в кино на мультики, не очень баловали ее и телевизионными радостями. Словом, не перебивали одно впечатление другим. Наверное, поэтому сейчас она умеет смотреть на красивое подолгу. И в музей она сейчас ходит на одну-две картины: «Не могу бегом — не вижу толка».
Неспешному созерцанию нужно учиться сразу, на заре жизни. Потому что это труд, а не пенкоснимательство. Потому что в этом случае в общение с произведением искусства непременно входит собственный жизненный опыт. «Пропали мухи» — в этой смешной фразе Маринкино личное, пережитое восприятие осени. И это очень важно, что оно всплыло при долгом, внимательном взгляде на картину известного мастера кисти. Это значит — левитановская «Осень» заставила девочку заглянуть в себя, взглянуть на мир, снова в себя. Заметить перемены. Не стоим ли мы у самых истоков духовной работы? Той работы, которая соединяет отдельного, единичного человека с окружающим миром и обществом.
3. ПО ОДНИМ ЗАКОНАМ
Среди бумаг, фотографий, тетрадок — конверт. В конверте небольшая шелковая косынка и открытка. На открытке печатными буквами: «Дорогой мамочке в день 8-го марта 196... года». Марина, значит, еще дошкольница... Рассматриваю косыночку. Она умело обвязана, по белому вышита белым — со вкусом, неожиданно. Детсадовские работы моей дочки были, прямо скажем, куда хуже по замыслу. Да, у Марины уже в ту пору выявлялось умение делать все по-своему, все, к чему она прикасалась. Это от Веры.
Мне, честно говоря, почти безразлично, из какой чашки пить чай. Вера и Марина, даже если торопятся, обязательно разложат на столе салфетки, отойдут, полюбуются. И в одежде так. Все продумают: сочетаются цвета или не сочетаются, идет одна вещь к другой или нет. У Маринки это с детства. Однажды я кое-как зашила ей варежку. Она погуляла в ней, но придя домой, к моему стыду, сделала мне невольный упрек:
— Я ниточку выдерну. А то варежка желтая, а нитка черная. Некрасиво.
И впрямь было некрасиво.
Почему я задумалась над этим фактом? Разве это связано как-нибудь с восприятием прекрасного в искусстве? Ведь это тема нашего разговора. Прямо, нет. Я знаю людей, чувствующих поэзию и музыку и не обращающих внимания на некрасивые подробности своего быта. И все-таки...
Искусство — одно, жизнь — другое? Кто это сказал? Зачем же возвышаться в концертном зале «до неба» и опускаться после в пучины небрежности? И то, что у Марины, вслед за ее матерью, было и есть действенное желание все делать и перестроить по законам красоты,— прекрасно.
Жизнь и искусство если и можно назвать противоположностями, то диалектическими, взаимопроникающими. И чем больше развито общество, тем сильнее это взаимопроникновение. Начиная с главного — отношений между людьми (мне нравится формула, созданная, кажется, Алексеем Максимовичем Горьким: эстетика — это этика будущего) и кончая средой, условиями нашего существования.
Сплав искусства и быта возник давно. Вспомним об архитектуре: почти столько, сколько человечество помнит себя, оно строило жилище не только как укрытие от непогоды и холода, но и как произведение искусства. Современный дизайн связал в единый узел искусство, науку — медицину, физиологию, житейскую психологию. Наши мебельщики стремятся, чтобы кресло было удобным, не вредило нашей фигуре и радовало глаз, наши модельеры создают одежду по законам и удобства, и красоты.
Для Марины такое взаимопроникновение искусства и обыденного существования органично. Сейчас, когда она стала сама хозяйкой, женой, матерью, это выявилось особенно ярко. В ее квартире все просто, удобно и очень красиво. Она и ее муж не гоняются за модными «стенками», а строят стеллажи сами — и с какой выдумкой, с каким умением выразить себя, свое отношение к жизни. Скатерти у Марины... вышиты. Да, да, вышиты ею самой — там цветочек, там монограмма, работы всего минут на пятнадцать, все несложно, десяток стежков, но до чего же приятно!
Марину не отнесешь к ярым и педантичным любительницам домашних дел. Суп варит между делом, в доме не держит мелких безделушек (собирают пыль), но когда на нее находит «стих» и она затевает генеральную уборку, все в руках горит. Видно, как наслаждается она собственным движением и чистотой, поселившейся в доме, как смотрит на знакомое словно бы со стороны и любуется. Помню, по дому Марина уже в детстве работала немало. Уже лет с двенадцати Вера поручала ей весеннюю генеральную уборку дома — с мытьем окон и стен на кухне.
...Маринка раскраснелась, повалилась на стул:
— Ох, устала. Но посмотрите, какое стекло! Блеск, да? А дышится как в комнате сразу!