Стоит ко всему случившемуся прибавить двойку по географии, мамину ругань, и становится ясно — я в тупике. Я не знаю, как мне жить дальше. Такое получить от Милки — удар в спину. Ведь она знала, знала, что Саша для меня значит в жизни.
Почему он выбрал ее? Все очень просто — она красивая. Я бы тоже выбрала Милку. Вот мама говорит, она легкомысленная, мало читает. Но если бы мне предложили две кофточки: одну красивую, другую теплую, я выбрала бы красивую. Хотя после, возможно, пожалела бы об этом в холодную пору. Вряд ли Саша так дорог Милке, как мне. Может, он вспомнит об этом.
Да что это я? Саше я и не нравилась. Ему нравится Милка. Милке нравится Саша. Так в чем же проблема? Вот сейчас встану, подойду к телефону и позвоню подруге. «Все нормально, Мила. Все верно».
Следующая запись по тому же поводу.
«Гуляли с Милкой три часа. Бродили на морозе в нашем саду пионеров. Говорили о том, как жить дальше. Милка готовится стать медиком. Конечно же, как Саша. Она то и дело цитирует его, и каждый раз у меня сжимается сердце. Но это, как говорится, моя личная забота, моя собственная печаль. Милка похудела, глаза сияют.
Иногда она спохватывается и спрашивает меня:
— Ничего, что я так?..
— Ничего, — отвечаю я небрежно, — у меня все давно прошло — пересохло. А пришла и наплакалась в подушку вволю. Мамы и папы не было, и поэтому я даже подвывала вслух. Все у меня кончено, никого и никогда я так не полюблю, как Сашу. Идут дни, идут недели. Почему же на душе не становится ни легче, ни яснее, ни спокойнее. Переживу? Переживется? Если бы можно было заснуть надолго и хотя бы во сне отойти от всех этих мыслей...»
Прямо скажем, ситуация нелегкая. «Любовный треугольник» — тяжелое испытание и взрослому человеку, а здесь человек совсем юный, только познавший чувство влюбленности, еще не научившийся строить отношения с другими на основе таких сложных и сильных, всепоглощающих эмоций. От него можно ждать всего: истерики, скандала (знаю, увы, случаи, когда девочки даже дерутся из-за мальчика); ухода в себя — мрачного, злого броска «во все тяжкие». Жалкие полудетские, полудевичьи «романы». Милая моя Маринка, ты вышла из тяжелой ситуации достойнейшим образом. Интуиция? Знание, что искусство «очищает» душу. Или поиски ответа на вопрос: «Как быть?» И то, и другое, и третье привело тебя к этому активнейшему общению с музыкой, литературой, кино.
Вот записи той поры.
«Музыка. Как хорошо, что я могу хоть плохонько, но играть. Шопен, Шопен и еще раз Шопен. Целыми часами не отхожу от инструмента. Мама удивляется: «Когда кончила музыкальную школу, взялась за ноты». Она-то не слышит, что слышу я в мазурках, этюдах и вальсах. А я слышу боль непонятости. И ту легкую, «согласную» с этой болью грусть — пройдет, пройдет, все пройдет. Вдруг я даже радоваться начинаю, что меня коснулась любовь к Саше — все тяжкое пройдет, все светлое останется. Шопен лечит меня».
Общению с прекрасным нет цены, ибо к нему можно прибегнуть в трудную минуту, когда надо найти ответ на вопрос, поставленный жизнью. И оно поможет растущему человеку, даст самое ценное — итоги, результаты жизненного опыта других людей. Оно не подвластно месту и времени: на «перекрестках» разных столетий встретились гениальный Шопен и милая, серьезная девочка Марина.
Шопен «понял» ее. И она, эта девочка учится счастью понимать других. Душа становится чуткой и мудрой. Свидетельством тому хотя бы эта строчка из записей той поры:
«Мой дядя Саша получил новую квартиру. Все хорошо, да бабушка осталась одна. А она ведь привыкла к большой семье. Вдруг вечерами и ночами ей будет одиноко, страшно. Предложу маме съехаться с ней...
И новая запись в дневнике:
«Ни с кем не разговариваю — ни в школе, ни дома. Оттого много читаю. Не оттого, конечно. Но читаю. Прочла «Что делать?» Чернышевского. По программе надо. И задумалась — все про меня. Лично. Видимо, не у меня первой в мире возникла такая неразрешимая ситуация, когда двое любят одного и того же третьего. Как им быть? Что делать? Люди по-разному относились к этому факту. Дуэли... Это самое благородное из «враждебных» вариантов. Грушницкий — Печорин... Но странное дело: я не хотела бы разделаться с Милкой, мне страшно подумать, что Милка бы уехала из нашего города, а уж прочее... Так много с ней связано. Она одна меня понимает. К ней, а не к маме с папой приду я в трудную минуту.
Все гораздо сложнее... И мне не у кого спросить, как надо поступить, что делать. Говорят, что подобные проблемы человек решает сам.
Итак, «дуэль» в любом варианте мне не подходит, скандал, базар и прочее — какой позор! Как противны жены, которые делят своих мужей, видела однажды крикливый разговор у подъезда.