Встречи с Лениным

- Итак, говорил Ленин, еще совсем недавно Плеханов находил, что на 75% он ко мне ближе, чем к Аксельроду, Засулич, Мартову, Староверу. На партийном съезде он заявил, что Акимов и другие, подобно Наполеону, любившему разводить своих маршалов с их женами, стараются нас, т. е. Плеханова и меня, - во что бы то ни стало развести, но на развод он не пойдет. После съезда, когда мы с ним вдвоем редактировали "Искру" (с конца августа по ноябрь 1903 г.), Плеханов, напоминая о своем письме, говорил: четыре прежних редактора "Искры" своим поведением и речами {267} меня окончательно от них отшатнули. Я вижу, что нашу близость нужно измерять не 75%, а большим процентом.

И Плеханов шутил: "Примерно 85%-90%". В это время он беспощадно критиковал Аксельрода, называя его "калечью", человеком, потерявшим всякую ценность для партии. Над Засулич издевался. Она-де выжила из ума, думает, что он - Плеханов - генерал Трепов, в которого она стреляла 26 лет назад. Старовера-Потресова называл переодетым в марксизм либералом. О Мартове говорил, что человек он способный, но истерик и Плеханов не удивился бы, если бы кто-нибудь сказал ему, что Мартов прибегает к кокаину. Такова была характеристика Плехановым членов коллегии "Искры" (Троцкий сказал о Ленине, что у него, как у микроскопа, была способность всё увеличивать. "Микроскоп" вероятно "преувеличил" и характеристику Плехановым своих коллег. Во всяком случае, она была бесконечно далеко от действительной ценности критикуемых лиц.).

Из них первых троих, он, как и я, считал на съезде не подлежащими избранию в редакцию. Что же произошло потом? Флюгер вертится и Плеханов призывает в редакцию людей, признаваемых им калечью и ненужными, а я сразу делаюсь вредным, опасным человеком, бонапартистом и меня следует удалить из Центрального Комитета. Зная теперь многое о поведении Плеханова, вы поймете какого рода письмо он заслуживает!

Вынув из кармана, Ленин прочитал составленное им послание к Плеханову. Мне трудно теперь передать его содержание, скажу только, что это была защита Ленина и яростное нападение на Плеханова. Оно было пропитано ядом и резкими выражениями. Как и письмо Лядова, оно состояло из вопросов и каждый из них должен был ставить Плеханова в неудобное положение, особенно, те, где он указывал на отношение последнего к своим коллегам по редакции. Письмо Ленина было во {268} много раз язвительнее моего проекта, тем более письма Лядова.

- Если этот проект, сказал Ленин, вы одобряете, тогда предлагаю вам его переписать и поставить подпись - Самсонов.

У меня, повторяю, был слишком большой зуб против Плеханова, письмо Ленина я немедленно одобрил, но подпись решил поставить не Самсонов, а Н. Нилов. Я хотел этим напомнить Плеханову, что я тот самый человек ("пошлите этого человека ко мне"), которого он угостил возмутительной болтовней о буржуазных ведьмах с красными и желтыми глазами. Единственно, что меня несколько смущало - это слишком уже большое знание Плеханова и партийных дел, видное из этого письма: откуда-то может знать Самсонов - Нилов? - "Это совсем не важный вопрос - ответил Ленин. Сорока на хвосте вам эти сведения принесла. Важнее другое как будет выворачиваться Плеханов, посмеет ли он сказать, что всё в письме неправда. Пусть попробует, тогда мы его прищемим еще сильнее". - "Ну, а если товарищи меня будут спрашивать - откуда я знаю о чем пишу в письме?" - "Вы и им ответьте: сорока на хвосте мне сведения принесла".

Большое, на 7 или 8 почтовых страницах, письмо Ленина, написанное очень мелким почерком я тут же переписал, отдав оригинал Ленину, который его порвал на мелкие клочки. В этом произведении "Н. Нилова", кроме двух или трех запятых и маленького стилистического исправления, ничего моего нет, но Ленин, прощаясь со мною, хитро улыбаясь, счел нужным подчеркнуть, что письмо написано "одним Ниловым, только Ниловым" и маленький секрет должен быть безусловно сохранен. В этом я "поклялся" Ленину.

Не думаю, что нарушение через 48 лет моего обещания - может быть признано большим преступлением.

{269} Вскоре после этого мне пришлось быть у Бонч-Бруевича. Он жил тогда на окраине Женевы, на даче, среди большого парка. Бонч мне объявил, что у него есть срочная работа, бросить ее он не может и он просит меня вместо него пойти к Ленину - передать ему пакет с полученными из России письмами. К Ленину на rue du Foyer после столкновения с Крупской я ходить избегал, всё же, чтобы не плодить сплетней, я Бончу об этом ничего не сказал. Я согласился выполнить просьбу Бонча и отправился к Ленину. Я нашел его в состоянии крайнего раздражения. "Почитайте, кинул он мне, что пишет тамбовский дворянин". "Кто??" - "Плеханов".