Встречи с Лениным

"Меморандум", как назвал Ленин врученную мне тетрадку в 11 страниц, следует назвать, если не считать двух ругательных писем по адресу Канта (судя по всем признакам он остался им непрочитанным), посланных в Сибирь Ленгнику, первым "философским произведением" Ленина, во всяком случае, его первым выступлением против "махистов". Он бережно хранился у меня до осени 1919 г., когда погиб самым нелепым образом почти со всем моим "архивом", т. е. разными политическими документами, письмами, рукописями, - вещами, обычно накапливающимися у всех участвующих в общественной и литературной жизни. Корзина с этим архивом была украдена на вокзале в Тамбове. Вор, конечно, думал найти в ней нечто для себя ценное, а нашел лишь исписанную "бумагу". Впрочем, в то время и она была ценностью - курительная бумага отсутствовала и нужно полагать архив в этом направлении и был утилизирован.

Так погиб ленинский меморандум, письма ко мне Э. Маха, М. И. Туган-Барановского, Максима Горького (за 1915-1917 г.), Андрея Белого, В. М. Дорошевича, издателя "Рус. Слова" И. Д. Сытина и много всякого другого добра.

{336} Меморандум Ленина тем интересен, что он в своем роде краткая "пролегомена" к "имеющей" в будущем появиться книге. В нем, как и в том, что я слышал от Ленина в июне на rue du Foyer и в сентябре на quai du Montblanc, заложены все основные "гносеологические" мысли написанной им в 1908 г. книги "Материализм и эмпириокритицизм" с подзаголовком: "заметки об одной реакционной философии".

Для этой книги, составленной с невероятной быстротой в Женеве, Ленин в Лондоне, в Британском музее, привлек груду произведений. Мы находим у него выдержки и ссылки на Маха, Авенариуса, Петцольта, Карстаньена, Беркли, Юма, Гексли, Дидро, Вилли, Пуанкаре, Дюгем, Лесевича, Эвальд, Вундта, Гартмана, Фихте, Шуппе, Шуберт Зольдерн, Дицгена, Фейербаха, Грюна, Ремке, Пирсона, А. Рея, Каруса, Освальда, Ланге, Риккерта и на легион других.

За полгода, потраченные Лениным на составление книги, и тем более за три недели визитов в Британский музей, он не был в состоянии с должным вниманием прочитать множество книг неизвестных ему философов. В его "Философских тетрадях" - о них речь позднее - есть такая фраза: "кажись, интересного здесь нет, судя по перелистыванию". Этим методом - "перелистыванием", примененным к 1200 страницам мною принесенных ему сочинений Авенариуса и Маха, он несомненно пользовался и в отношении подавляющего числа им указываемых философов. Он не столько читал их, сколько "перелистывал", с целью найти там нечто "интересное", на что он мог бы накинуться коршуном.

Не в этом одном оригинальность его книги. Она составлялась в пылу ража, состоянии столь характерном для Ленина.

В письме к М. Горькому он писал, что читая "распроклятых махистов" (русских) бесновался от негодования. Я скорее себя дам четвертовать, чем соглашусь участвовать в органе или коллегии подобные вещи проповедующей".

Беснование сделало книгу {337} Ленина уником, - вряд ли можно найти у нас другое произведение, в котором была бы нагромождена такая масса грубейших ругательств по адресу иностранных философов - Авенариуса, Маха, Пуанкаре, Петцольта, Корнелиуса и других. Ленин тут работал поистине "бубновым тузом". У него желание оплевать своих противников; он говорит о "ста тысячах плевков по адресу философии Маха и Авенариуса".

По выходе книги Ленина рецензент "Русских Ведомостей" (Ильин) писал, что в ней "литературная развязность и некорректность доходят поистине до геркулесовых столбов и переходят в прямое издевательство над самыми элементарными требованиями приличия".

Л. И. Ортодокс-Аскельрод (ее рецензия в "Современном Мире"), хотя и была в области философии единомышленницей Ленина, тоже возмутилась грубостью его книги. "Уму непостижимо, восклицала она, как это можно нечто подобное написать, а написавши не зачеркнуть, а не зачеркнувши не потребовать с нетерпением корректуры для уничтожения нелепых и грубых сравнений". Ортодокс не знала, что перед нею был текст после "корректуры", т. е., по настоянию сестры Ленина, уже подчищенный и сильно смягченный. Трудно даже себе представить, что в нем было до исправления!

Чем же объяснить раж и беснование, с которым Ленин составлял свою книгу?

В ней он писал:

"Ни единому из профессоров, способных давать самые ценные работы в специальных областях - химии, физике, нельзя верить ни в одном слове, когда речь идет о философии. Почему? По той же причине, по которой ни единому профессору политической экономии способному давать самые ценные работы в области специальных исследований, нельзя верить ни в едином слове, когда речь заходит об общей теории политической экономии. Ибо эта последняя такая же партийная наука в современном обществе, как и гносеология. В общем {338} профессора-экономисты не что иное как ученые приказчики класса капиталистов, а профессора философии приказчики теологов".