Встречи с животными

Аул Торайгир, где мы сделали первую остановку для проведения стационарных работ, — небольшой населенный пункт. Из ближайшей горной речушки сюда попадает вода и нарушает общий пустынный характер местности: здесь раскинулись фруктовые деревья, тянутся высокие вербы. Примерно в километре от поселка широко расстилается водная гладь Иссык-Куля. Его низкие берега покрыты песком да камнем, местами растет облепиха. К северу от аула до самых гор, постепенно повышаясь, простирается каменная пустыня — одни камни да плиты и совсем мало растений. Уже после первой прогулки по окрестностям Торайгира мне стало скучно. Не собирать же только горных рогатых жаворонков! Бесчисленное количество этих замечательных птичек спускалось с высокогорий, чтобы на бесснежных участках провести зиму. Идешь по открытой местности и почти беспрерывно слышишь их мелодичные голоса и видишь светлых длиннокрылых птичек. Крупными стаями они поднимаются в воздух впереди вас и, пролетев короткое расстояние, вновь рассаживаются на серую почву. Правда, интересно понаблюдать такое скопление пернатых, но только недолго.

— Давай уедем отсюда, побываем в скалах и проведем хоть один день вон в том ущелье, — обратился я к спутнику, сотруднику академии Ахмату, указывая на север.

— Конечно, поедем, — поддержал он меня, и часа два спустя наш шофер, Александр Никитич вел машину к намеченной цели.

Впрочем, была и другая серьезная причина спешного отъезда, почти бегства, в ущелье. Дело в том, что второй наш спутник, аспирант Марат, был в ауле своим человеком. У него оказалось здесь много родни и знакомых. Друзья, тети и дяди наперебой зазывали к себе желанного гостя Марата и его приятелей, то есть нас. И чтобы не обидеть гостеприимных друзей Марата, мы решили сбежать из аула и уединиться в одном из ущелий; местное население называло его Чон-кок-джар. Там в зимнее время в глиняных домиках жило несколько семей скотоводческого колхоза; в одном из них мы и решили провести долгую и скучную зимнюю ночь. Но этот домик пока еще далеко впереди. Гудя, машина медленно поднимается по пустынным увалам все выше и выше.

— Горные курочки! — толкает меня в бок водитель, указывая куда-то в сторону.

Стая птиц срывается с места и, наполняя воздух своеобразными криками, летит над каменистой степью.

— Какие горные курочки, это саджи! — шепчу я и жадными глазами провожаю летящую стаю.

Да, саджи! Вспоминаю раскаленные пустыни Казахстана, бесплодные, выжженные солнцем солончаковые степи и голоса быстро летящих стай. Да, это саджи! И вдруг поднимаются в воздух еще и еще стаи птиц, одни летят в одном направлении, другие — в противоположном. Слышны голоса и звон крыльев быстро летящих пернатых.

Саджа — величиной с голубя, длиннокрылая, окрашенная в нежный палевый цвет птица. Пальцы ее маленьких ножек напоминают звериную лапку. Не случайно местами ее называют копыткой. Это типичный житель наших безводных азиатских степей и пустынных пространств Монголии. В этих местах они живут круглый год, питаясь на свободных от снега участках опавшими семенами и молодыми побегами пустынных растений и не боясь ни горячего солнца, ни лютых морозов.

Около трех часов потратили мы, пытаясь добыть для коллекции несколько ценных для нас экземпляров, но все безуспешно. Нелегко поймать зимой эту быстрокрылую, осторожную и крепкую птицу.

Солнце спускалось к западу, когда мы достигли в ущелье домиков скотоводов и, отпустив машину обратно в аул, занялись сборами коллекций. Но вскоре стало темнеть. На смену теплому, почти жаркому, дню надвигались холодные сумерки. Казалось, волны леденящего воздуха спустились с гор по ущелью вместе с потоком текущей воды, постепенно заполнили долину, покрывая ледяной коркой небольшие озерки и лужи. Потом наступила яркая звездная и студеная ночь.

— Ахмат, Ахмат, — пытался разбудить я глубокой ночью приятеля. — Ну проснись, наконец! Слышишь, как лает собака? — Гневный собачий лай то удалялся в сторону речки, доносясь снизу и издали, то приближался к самому домику. В такие моменты он становится каким-то особенно напряженным и злобным. — Да проснись же, Ахмат! Слышишь, как мычат коровы, как в загоне мечутся овцы? Я убежден, что со стороны речки подходят волки. Надо же разбудить нашу хозяйку, разбудить пастухов-скотоводов. Выстрелить, что ли?

— Не надо стрелять, — ответил мой спутник. — Разбудишь людей. Ведь есть же сторож — собака!

Без ружья я вышел наружу, вынул карманный фонарик и, нажав кнопку, стал размахивать им в воздухе. Видя поддержку, собака с лаем кинулась вниз к речке. Потом лай прекратился. Внизу журчала вода, да, вероятно, от ночного ветра шевелились и невнятно шуршали камыши и прошлогодняя сухая трава. Ко мне доверчиво подошла большая собака.

— Ну что, не пустил волка? Молодец, пес! — потеребил я грубую шерсть заслуженной киргизской овчарки.

А четвероногий помощник, видя во мне — постороннем человеке — своего друга, продолжал всматриваться в темноту и обрезанными ушами чутко улавливать ночные звуки. Стало холодно. Я возвратился домой и вскоре уснул.