Встречи с животными

Минут пять длится полная тишина. Неподвижна вода, неподвижна лодка, молчат люди. С ружьем наготове Вася стоит на корме, пристально смотрит в глубокую темную воду, ожидая появления рыбы.

Пять минут напряженного ожидания — это немало времени. Когда же он, наконец, выстрелит? Осторожно я поднимаюсь в лодке, чтоб заглянуть туда, куда смотрит Вася.

«Бум», — гремит выстрел. Столб воды взлетает на воздух.

— Есть! — торжествуя, кричит Вася.

— Есть, есть. — На одно мгновение вижу и я белое брюхо большой рыбы и спешу подогнать лодку к добыче... Но на наших глазах рыба медленно погружается в воду и исчезает из виду. Схватив весло и с большой силой работая им в воде, Вася пытается отыскать и поднять на поверхность утонувшую рыбу. Но тщетно. Большая глубина затона и тень развесистых ив мешают этому.

— Пропала, — сокрушенно роняет он, выпрямившись во весь рост и утирая вспотевший лоб. — Пропал сом!

— Ну и шут с ним, какая беда! Сома не видали? — стараюсь успокоить я приятеля.

— Да не в соме дело, Евгений Павлович! Из рук ушел, вот что обидно.

— Не говори об этом, я и сам знаю. Поехали лучше дальше.

Вася неохотно берется за шест и, еще раз окинув безмятежную поверхность затона, направляет лодку к выходу из него. Зря пропала рыба.

Много объездили мы в это утро. Побывали на песчаных косах Большой Уссурки, где в прошлые годы устраивали гнезда мягкотелые черепахи, посетили тихие лесные затоны и родники лесистых островов реки.

Но день не был удачным. Мы не нашли гнезд черепахи, не встретили и самих животных. Солнце перевалило за полдень. Утомленные тяжелой ездой по быстрым речным протокам, мы решили причалить к берегу, отдохнуть и позавтракать.

— Дайте мне ружье, Евгений Павлович, я немного по острову похожу, — обратился ко мне Вася.

— На, бери, только не стреляй все без разбору. Если попадутся, вот таких трясогузок добудь, — показал я ему одну снятую шкуру. — Эти птички для меня особенно интересны: они только во время пролетов, весной, эти места посещают. Запомни, Вася: хвост длинный, брюшко желтоватое.

Взяв ружье и патроны, Вася отправился бродить по острову, а я остался в лодке. И пока Толя разводил костер и на медленном огоньке поджаривал куски мяса, я, усевшись на лавочку в лодке, снимал шкурки с добытых птиц.

«Бум...» — вскоре раздался выстрел. «Бум, бум...» — вновь донеслось издали. Это, конечно, стрелял Вася.

— Долго ли он там будет возиться. Есть отчаянно хочется.

— Вон он идет, — прервал меня Толька. — Смотрите, каких-то птиц тащит.

Я обернулся и увидел Васю, в левой руке он держал двух застреленных птичек. Минуту спустя он был рядом с нами.

— Что это ты убил? — как ужаленный подскочил я. — Вася, голубчик, ведь я же тебе говорил, показал даже, что стрелять нужно! А ты что наделал, посмотри, что убил? Длиннохвостую синицу у гнезда убил? Я этих птиц давно берегу, за этим гнездом уже неделю веду наблюдения. А ты по ней выпалил! Ни с того ни с сего взял да и убил самку. Эх ты, охотник!.. — сокрушенно махнул я рукой.

Вася стоял растерянный и смущенный.

— Разве я виноват, разве я знал, Евгений Павлович? Ведь вы мне сами сказали, что хвост длинный и брюхо...

— Что брюхо? — перебил я парня. — Говорил я, брюхо желтое, а это какое?

— Да, может, это другая птица и вовсе не от гнезда вашего, — оправдывался Вася.

День для меня был испорчен. Расстроился и Вася. Глядя на нас, молчал и Толька. В плохом настроении мы возвратились домой.

— Вася, Андрей к тебе приходил, ругался, — встретил нас дед Евченко. — Говорит, ты ему сома изуродовал. Он большого сома поймал, на кукан вон туда посадил, а ты в него из ружья выстрелил, всю спину дробью разбил.

— Черт с ним, с сомом этим! — огрызнулся Вася. — Я-то откуда знаю, что он сома на кукане держит. Выстрелил — и только.

Я разыскал Тольку. Он на берегу затона чинил перемет.

— Толя, скажи, пожалуйста, почему Вася ко мне не заходит, на охоту ездить не хочет. Что случилось?

— Ничего я не знаю, Евгений Павлович, — потупился мальчуган.

— Нет, знаешь, говори, в чем дело! Обиделся, что я его за убитую синицу ругал, так, что ли?

— Нет, другое, — уронил и опять замолчал Толька. — А вы Васе не скажете?

— Ну да, не скажу! — успокоил я мальчугана.

— Помните, вы ружье Васе дали, на озеро вечером он ходил? В тот вечер он двух домашних уток, то есть селезней, убил. Видит, утки около берега плавают. Подкрался, дал из ружья, две и перевернулись. Он к ним в воду, а это домашние, да еще и дядькины. А дядька сердитый. Если узнает, не спустит. Вот теперь дядя Вася и не хочет, чтобы его кто с ружьем увидел. Каждый день к своему дядьке ходит и сидит там целыми днями, будто на охоту и не ходил никогда. Боится, что дядька про уток узнает.

— Так вот оно что! Теперь все понятно! Чего же ты раньше молчал, я бы поговорил с Васей.

— Нет, говорить не надо, — решительно запротестовал Толька. — Все равно поздно уже, послезавтра дядя Вася к матери, а потом в часть уезжает, отпуск кончается.