Встречи с животными

Взглянул я на победителя и ахнул: половины носа у пса как не бывало; осталась у крысы в зубах. Засуетился я, расстроился: жалко собаку, а Чубчик помахивает обрубком хвоста, смотрит мне в глаза и будто хочет сказать, что охота на крыс ему все-таки очень понравилась. Покрутился он около меня, раза два слизнул языком кровь и отправился домой досыпать.

Ну и Чубчик! Ну и урод! Наверное, другая собака, лишившись половины носа, целый час бы визжала, а он и внимания не обратил.

На той же неделе случилось несчастье. Во время охоты на барсука погибла самая лучшая рабочая собака Ледка. Загнав барсука в отнорок, она, пока охотники раскапывали нору, не выпускала зверя из тупика. Но в последний момент барсук решил прорваться, залез под собаку, да так прижал ее к верхнему своду норы, что у Ледки грудная клетка захрустела. Барсук задушил собаку, но и сам застрял. Так и откопали барсука с мертвой Ледкой на спине.

Жалко мне было Ледку, а охотники посмеиваются — чего жалеть. Такова, дескать, судьба всех рабочих фоксов. Редко какая-нибудь собака при такой опасной охоте может выжить больше двух лет.

Потеряв Ледку, охотники снова стали таскать на охоту Чубчика. Я больше не хотел принимать в этом участия, предпочитая бродить с ружьем по горам.

Но как-то раз прихожу домой, а мой хозяин-пасечник и говорит:

— Знаете, а ведь Чубчик пропал.

— Как пропал?

— Да не знаю точно. Говорят, обвал случился, и собаку в норе завалило. Пробовали раскапывать — ничего не вышло: корни да камни мешали. Ну и бросили. А жалко собаку!

Как я это услышал, места себе не могу найти. За что ни возьмусь — все из рук валится. Жду вечера, когда вернутся охотники. Но охотники ничего нового не рассказали. Говорят, собаку откопать невозможно. Оставили они это гиблое дело и в течение целого дня охотились на других барсуков.

Однако на следующий день по моему настоянию охотники показали нору, в которой завалило Чубчика. Лег я на землю, приложил к ней ухо и слышу под землей редкий глухой лай! Бедный пес! Бросили его на гибель, а он, верный своему долгу, все еще лает, старается не упустить барсука. Ну и Чубчик!

«Нет, — думаю, — не допущу, чтобы такой пес голодной смертью погиб!»

Пришел я домой и спрашиваю пасечника, где сейчас в лесу работают киргизы из лесничества. Мне было известно их искусство копать землю. Пасечник рассказал, где их надо искать, и я тотчас отправился в лес. Однако на поиски ушло немало времени, и только к вечеру я пришел домой в сопровождении двух здоровенных парней.

Раннее утро следующего дня застало нас за напряженной работой. Размахнется рабочий широким чекменем, всадит его до отказа и отбросит целую кучу земли. А мы топорами вырубаем корни, выворачиваем камни — освобождаем путь. И в минуты передышки прислушиваемся к лаю. Он уже едва слышен — слабый такой. Видимо, собака совсем обессилела без воздуха, воды и пищи.

Часа четыре продолжалась раскопка, но все же мы добились своего — извлекли из-под земли Чубчика. Сколько радости было! Но пес даже как будто был обижен, что его оторвали от барсука. Немного отдышавшись на воздухе и попив воды (есть ему было некогда), он опять полез в нору. С раздражением схватил я его за шиворот, посадил в мешок и понес домой. Охотники хотели и барсука вытащить из норы. Однако я не дал. Чубчик уцелел, пусть и барсук живет на доброе здоровье, он тоже сражался храбро.

Через несколько дней охотники тронулись в Москву; но не прямо, а с заездом на маленькую станцию близ Сырдарьи, где предполагали поохотиться за фазанами.

Там опять с Чубчиком случилось несчастье. Я узнал об этом позже из рассказов вернувшихся охотников.

Во время фазаньей охоты собаки подняли кабана. Как ни мал был Чубчик, но сердце имел львиное и не испугался страшного зверя. Вцепился пес зубами в зад кабану, да так крепко, что повис на нем. Зверь кинулся в камыши и утащил с собой Чубчика. Долго искали охотники собаку, не нашли и уехали в Москву без нее.

Как кабан отделался от фокса, никому не известно, только спустя неделю Чубчик забежал в отдаленный поселок, а оттуда его доставили на станцию. Вскоре в Москву пришла телеграмма: «Найден Чубчик».

Ну и Чубчик, ну и урод! Побольше бы таких уродов на свет родилось!

ДЕСЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Много воды утекло с тех пор, как я в последний раз посетил Киргизию.

Высоки киргизские горы, неприступны скалы, круты серые осыпи... «Не по возрасту стала мне эта страна», — решил я и даже мечтать о ней перестал. И вдруг весной 1951 года обстоятельства сложились так, что мне опять привелось побывать в горах Киргизии.

В самом начале мая мой спутник Анатолий Николаевич Желоховцев и я сошли с поезда на станции Фрунзе с твердым решением как можно скорее покинуть столицу Киргизии и проникнуть в горы.

Стояло тихое раннее утро. В зелени садов и парков чутко дремал город, да на горизонте сквозь дымку маячил хребет Алатау. Как знакомо, как близко сердцу все это!