Встречи в зале ожидания. Воспоминания о Булате

При долгих дружеских ужинах в Клубе он иногда блаженно сползал со стула, далеко вытянув ноги под столом, и сидел так – над скатертью торчала только его голова.

Разговор о брезгливости. Булат, морщась, сказал, что в детстве не переносил, когда кто-то щедро предлагал доесть-долизать мороженое или допить полстакана «крем-соды». Даже близкие. Мне это было очень понятно, и я с отвращением вспомнил уже обслюненный сосок камеры, когда общими усилиями надували спустивший футбольный мяч. Но потом была война, и мы сейчас отметили, что брезгливость у нас обоих напрочь исчезла. Ели из одного котелка не только с другом-напарником, но и с кем попало, из любой посуды, просили оставить «сорок» и затягивались чужим мокрым окурком. А с брезгливостью там делать нечего, – загнешься, дойдешь…

Но самое поразительное: мы вернулись с войны – и тут же возвратились наши прежние привычки и ощущения.

Булат не раз говорил, что в детстве поверил, будто его отец враг народа. Нет, это он потом придумал, наклепал на себя. Настучал себе и заодно другим тоже.

В его автобиографической прозе присутствует редкая безжалостность к себе – невнимательному, равнодушному (например, в рассказе о проводах матери). Порой даже слишком – как игра.

Известный телеведущий, приехав к Булату в Переделкино за интервью, запричитал:

– И вот в такой дачке живет сам Окуджава?!

Булат очень сдержанно ответил, что это литфондовское помещение его вполне устраивает.

В песенке о Ваньке Морозове строчку: «Он в старый цирк ходил на площади» Булат для своих пел:

Он в цирк ходил на Старой площади…

На Старой площади, как известно, помещался ЦК КПСС. В цирк!

(Рифма: «Морозова – морочила» – дань моде, времени, приобщение к младшим друзьям.)

А произнося известные строки Маяковского:

Через четыре года
Здесь будет город-сад,

– он менял последнюю: «Здесь будет голый зад».

Тоже давно, в так называемые советские времена. Обожал такие штучки.

Я, как профессионал, не верил ему, будто он сначала пишет стихи, а потом некоторые из них кладет на музыку. Убежден, что в его песнях то и другое возникало одновременно.

Я отношусь к числу тех, кто горячо восхитился, услышав самые первые его песни. Разумеется, не ставлю себе этого в заслугу. Некоторые очень хорошие поэты (Смеляков, Луконин) сперва не приняли его. Композиторы тоже его поносили, как-то излишне задето. Тогда регулярно устраивались в Дубовом зале ЦДЛ встречи с ними. Помню, Мурадели важно, свысока, говорил, что композиторы лучше понимают в стихах, чем поэты в музыке.

А вот Блантер, который обычно ругал всех и вся, в том числе Булата, неожиданно сочинил пять песен – не просто на его стихи, но на его готовые песни («Леньку Королева» и др.). Это он сделал не специально, не в качестве полемики, а потому что песен Булата не слыхал и стихи взял из его книги. Эти странные песни даже вышли отдельной пластинкой, но их никто не знал.

А Булат не протестовал, тоже не просигналил над ухом: вы, мол, что! Их вся Россия знает!.. Нет, пожалуйста. Это его черта. Он всегда раньше говорил: «Я фаталист».

Для меня не менее нелепо, когда другие артисты пели и поют его песни. У каждого истинного исполнителя есть обязательный свой знак, особинка. Трудно принять «Темную ночь» или «Шаланды», спетые не Бернесом. А здесь тем более. Ведь песни Булата непременно включают в себя и его голос. Подменять его специфический, неповторимый тенорок – всё равно что подменять его мелодию, как в случае с Блантером. Такие исполнители вольно или невольно снижают впечатление от песен Булата.

Пожалуй, можно сделать исключение для женского голоса. Это – как другой инструмент. А мужчинам, считаю, лучше было бы петь то, что не исполнял сам Булат (прелестные песенки на музыку Исаака Шварца, а также сочиненное Булатом для водевилей).

Справедливости ради скажу, что именно артисты не раз давали ему отдохнуть во время длительных выступлений. Однажды я попросил его спеть одну из самых моих любимых – «По смоленской дороге». Булат с грустью сказал, что ему сейчас тяжело ее вытягивать.

С годами ему стало трудно не только петь, но и играть. Помогал сын Булатик, прекрасно аккомпанируя на рояле. Булат пробовал даже выходить к микрофону без гитары. Но Эдик Колмановский посоветовал ему не делать этого – распадается образ. Нужно хотя бы просто иметь ее в руках. Булат согласился.

Стены у него дома – и в городе, и на даче – густо увешаны картинами, картинками, рисунками, фотографиями. (Такое было в моде в конце XIX века.) Кое-что выбрал и сохранил он сам, но большинство – Оля.

Галя когда-то его нарисовала (1970), этот портрет висит в его городской квартире, не раз воспроизводился. А Галин рисунок Беллы со спины, который Булат неоднократно демонстрировал по ТВ, долго находился на даче, теперь тоже в Москве. Галя рисовала их обоих в Ялте. У Булата всё сохранилось, а Белла свои тогдашние изображения, по-моему, потеряла. Это она потом стала осмотрительней.

Что есть общее у Булата и Беллы?