Бонд отодвинулся вправо и спрыгнул с дерева. Он собирался выйти на открытое место и поймать Гонзалеса врасплох. Когда Бонд бежал вперед, он вдруг увидел, что Гонзалес, который тоже принял решение кончать игру, несется ему наперерез. Он вдруг прицелился в Бонда и послал с колена целую очередь. Бонд всей кожей ощутил, как пули пронеслись рядом с его курткой. Крест оптического прицела остановился на груди Гонзалеса. Бонд нажал на спуск, и Гонзалес рухнул на землю, потом чуть приподнялся и, забившись, упал снова. Затем он поднял руки, и его автомат, все еще стрелявший, упал на траву рядом с хозяином.
Бонд медленно стер ладонью со лба пот и на секунду прикрыл глаза.
Эхо многих жизней и одной для всех смерти прокатилось по лесу.
Слева, на другой стороне озера, он увидел двух девиц, несшихся по направлению к дому. Скоро они. если горничная еще не сделала этого, вызовут полицию. Надо было уходить.
Бонд шагнул на лужайку и увидел девушку. Она стояла, прислонившись к дереву, спиной к нему. Руками она обнимала ствол, лицом прижимаясь к шершавой коре. По правой руке струилась кровь и крупными каплями падала на землю. Рукава рубашки были разодраны в клочья. Лук и стрелы лежали у ее ног на земле, плечи вздрагивали.
Бонд обнял ее за плечи и спросил:
— Ну, Джуди, что с рукой?
Она захлебнулась в слезах:
— Ничего. Но то, что было,— ужасно, ужасно! Я не думала, что будет так!
— Ну, что ж, рано или поздно они бы до тебя добрались. Это же наемники. Я говорил тебе, что это дело мужчин. Но теперь займемся рукой. Тут скоро будет полиция, а нам еще переходить границу.
Она повернулась. Прелестное личико было залито слезами, а серо-голубые глаза теперь казались покорными и мягкими.
— Это здорово, что вы так сказали. После того как я... Но меня ранили вот сюда...
Она попыталась вытянуть руку. Бонд промыл рану виски из своей фляжки и туго забинтовал своим носовым платком, разорвав его на три полоски. Второй платок он повязал ей на шею и продел раненую руку в эту петлю. Когда он наклонился, то ее рот оказался совсем близко. Тело ее пахло женским теплом. Он поцеловал ее в губы — слегка, осторожно; потом еще раз — по-мужски. Затем завязал узел платка и взглянул в глаза. Они были счастливые и чуть изумленные. Он снова поцеловал ее в уголок рта и уловил ее осторожную улыбку.
— Куда ты повезешь меня?
— В Лондон. Там есть один старик, который очень хочет взглянуть на тебя. Но сначала мы побудем в Канаде. В Оттаве я поговорю с приятелем, и он сделает тебе паспорт. Потом тебе нужно будет купить юбку и многое другое. На это потребуется несколько дней. Мы будем жить в мотеле КОО-ЗЕЕ.
Она опять посмотрела на него. Теперь это уже была женщина — покорная, желанная.
— Это будет чудесно. Я никогда не останавливалась в мотелях.
Бонд нагнулся, подобрал свой мешок с провизией, фляжку и повесил их на одно плечо, потом взял ее колчан, лук и, перекинув их через другое плечо, зашагал по лужайке, не оглядываясь, по направлению к лесу. Она пошла следом, глядя ему в спину, и на ходу стала развязывать узел волос, которые теперь были порядком растрепаны. Потом тряхнула головой, и тяжелая копна золотистых прядей упала на ее плечи.
Вотум доверия
— Я всегда полагал, что если когда-нибудь женюсь, то только на стюардессе,— сказал Джеймс Бонд.
Обед был довольно скучным, и теперь, когда двое других гостей отбыли на самолет, Бонд оставался с глазу на глаз с губернатором, сидя в резиденции, в комнате приемов на огромной низкой тахте.
Бонд не любил сидеть на мягких подушках, утопая в них и не имея опоры. Он- предпочитал сидеть в солидном старом кресле с массивными ручками, причем его ноги обязательно должны были находиться на полу.
А теперь он чувствовал себя довольно неудобно, сидя напротив старого холостяка на его кушетке, украшенной розовыми лепестками, уставясь на ликеры, стоявшие на невысоком столике между вытянутыми ногами обоих.
Это было похоже на что-то интимное, обстановка и вся атмосфера были неприятны ему.
Бонду не нравился Нассау. Все вокруг были слишком богаты. Местные жители и туристы говорили только о своих деньгах, болезнях и проблемах с прислугой. Они даже сплетничать не умели. Да и не о чем было.
Эти люди были слишком стары, чтобы иметь любовные приключения, и слишком осторожны, чтобы злословить по поводу своих соседей.
Чета Майлеров — та, которая только что уехала,— не была исключением. Приятный, немного глуповатый канадский миллионер и его прелестная болтунья-жена. Она сидела и не переставая болтала о тех «пьесах, которые он видел недавно в городе», о том, что Савой самое чудесное местечко, где можно пообедать и где бывают такие интересные люди...
Бонд старался поддерживать этот разговор, но, так как в последний раз он ходил в театр два года назад и то только потому, что человек, за которым он следил в Вене, пошел туда, ему пришлось обратиться к довольно неприятным воспоминаниям о лондонской ночной жизни, и, разумеется, эти воспоминания никак не совпадали с переживаниями миссис Харвей Майлер.