— Все мужчины — скоты,— сказала она ему,—но вы джентльменская свинья. Хорошо, я завтра принимаю свою последнюю солнечную ванну в этом году на пляже Иль-Бадио, под желтым тентом в одиннадцать.
— Странное место для свидания.
— Вы сами напросились, я вас совсем не знаю.
Бонд сжал ее руку, и машина уехала.
Когда он вернулся в зал, Коломбо не было, а Кристатос отправился в туалет, очевидно, выяснить со своими — не продешевил ли он и откуда лучше начать с валютой, может, сразу взять деньги в долларах?
Пляж Иль-Бадио был совершенно пуст. Тенты, качалки, лежаки свалены в кучу — сезон окончен. Жара стояла убийственная, и ноги Бонда по щиколотку проваливались в раскаленный песок. Прямо перед собой он увидел желтый тент, огороженный парусиной, подошел поближе и, посмотрев через него, сказал:
— Привет, леди...
Она лежала, подставив жарким лучам все тело, и только лицо пряталось под тенью зонта.
Смуглое тело, круглый живот и полосатое, черное с белым, полотенце составляли яркий контраст..
Бонд присел рядом. Она только набросила на бедра полотенце и взглянула на него сквозь ресницы, потом рассмеялась.
— Вы очень приятный джентльмен, но, как и все мужчины, вы...
— Свинья?
— О, нет. Давайте болтать.
— Я бы хотел поболтать о вашем друге Коломбо, Кстати, мы здесь одни?
— Как видите.
Она опять начала смеяться, и Бонду мучительно захотелось сбросить с себя все и тоже упасть рядом с ней на полосатое махровое полотенце.
— Для этого здесь слишком много песка, для того, что вы хотите, и слишком жарко, мой джентльмен. А Коломбо — он мужчина,— и она прикусила губку.
Бонд увидел, что она начинает нервничать, и огляделся. Идя сюда, он, конечно, сознавал, что это поспешно назначенное свидание не было простой женской прихотью, и все же...
Он вскочил. От бокового тента, наперерез желтому зонтику, двигались трое. Он посмотрел вниз на заманчивое женское тело; глаза раскрыты, на лице равнодушие, если не отвращение. Она тихо прошептала, не открывая глаз:
— Бегите. Да бегите же, черт вас...
И он побежал. Ноги утопали в песке, сердце стучало как бешеное, но куда-то делся страх перед смертью. Осталось только одно ледяное презрение к этой женщине, Лиз Баум, а потом... Потом осталось только его бешено стучавшее сердце... Добежав до дюн, Бонд на секунду приостановился.
Эти трое, образовав треугольник, явно загоняли его в сторону моря, как загоняют оторвавшуюся от стада корову. Но зачем умирать в море? Рыбам на корм?
Бонд выхватил свой 45-й, и рифленая рукоять сразу стала мокрой от пота. Он шагнул вперед, навстречу этим ребятам, и хотел что-то крикнуть — петля веревки неожиданно захлестнула его шею, и затем последовал настолько сильный рывок, что он чуть не стоил ему жизни и шейных позвонков.
Бонд упал, проехал на животе, следом за веревкой, по песку несколько футов и потерял сознание...
Когда он очнулся, придя в себя от мерного покачивания и поскрипывания, было уже довольно поздно. Шея болела невыносимо, и он, как волк, повернувшись всем телом, увидел косые красноватые отсветы закатного солнца на белой стене каюты. Бонд лежал в матросской койке, и вокруг были только белые стены. Провел рукой по карманам— тщетно! Оружия не было.
Дверь распахнулась, и на пороге возник типичный итальянский контрабандист — хоть сейчас бери кисть и пиши с него картину — левантийский пират в дверном проеме. На голове у него был повязан цветной платок с виноградными листьями, вышитыми по краю. Лицо чуть хмурилось от сдерживаемой улыбки. Он вспоминал этого высокого человека...
Эту петлю бросил он, осторожно высунувшись из-за дюн, и теперь он чувствовал себя в долгу перед этим синьором.
— Мистер, хозяин ждет вас.
Пройдя по правому борту небольшой, но удивительно обтекаемой и быстрой яхты, Бонд оказался в салоне. Ничего лишнего. На стене картина — яхта под всеми парусами— внизу надпись: «Боже, храни Коломбину!»
На столе — свежие газеты, несколько журналов, настенный бар.
Из боковой двери вышел улыбающийся Коломбо, тоже в повязанном платке и красных засученных штанах.
Он явно притворялся оскорбленным в лучших чувствах, но его глаза — черные, как слива,— смотрели на Бонда слегка прищурившись.
— Ну, что скажет дорогой гость?
— А что скажет хозяин?
— Неприятно находиться в обществе человека, обреченного на смерть?
— Вы имеете в виду меня?
— Я имею в виду себя. Вы ведь пообещали Криста-тосу убрать меня. Вот так, не сходя с места, продали меня этой черной мрази. Я вас спрашиваю, за что, а?
— Он сказал, что вы голова этого транспорта с наркотиками. Врал?