Он замолчал на минуту, устраиваясь поудобнее, тут дверь открылась, на пороге стояла Матильда. Мужчина резко встал и отошел, он не был готов сейчас ее видеть, слишком обнажена была душа, слишком беззащитна. Сейчас его легче всего было ранить, может быть даже смертельно.
Раздался тихий голос королевы:
- Господи, как прекрасно...
Что всколыхнулось в его душе от ее слов, он бы и не смог сказать, но вздохнул с облегчением, словно до этого слишком долго был под водой и задыхался.
- Господи, как это было прекрасно, Петрелион... Неужели так еще признаются в любви женщине... Чьи это стихи?
Мужчина решился взглянуть на нее. Железная леди выглядела растроганной, глаза полны противоречивых чувств, светлой зависти и невыплаканных слез о той любви, которой в ее жизни никогда не было.
Есть только немного времени, побыть рядом с ней...
Внезапно он решился.
- Мои, - голос был тих, едва слышен, он отошел в дальний угол и отвернулся к стене, - Стихи мои.
Его стихи? Он... Он пишет такие стихи...
- А кто она? - Матильда не могла скрыть от себя самой, что смертельно завидует той, неизвестной, для которой были написаны эти строки.
Петрелион боролся с собой. Мысли метались.
- Признаться? Нет... Но ты же уже признался в половине, признайся во всем, - требовала его душа.
Признаться... Что ж, двум смертям не бывать...
- Это ты, Матильда.
- Что? - если бы он не был так взволнован, рассмеялся бы тому, как королева от удивления открыла рот.
- Стихи о тебе.
Она повертела головой, пытаясь осмыслить.
- Подожди...
- Чего ждать, Матильда. Я писал стихи тебе, - он снова отвернулся.
С полминуты королева молчала, осмысливая, потом произнесла:
- Но почему?
- Почему? - Петрелион горько рассмеялся, - Ты же умная, догадайся.
- Но...
- Да. Я любил тебя. Все эти годы, - теперь он уже не мог остановиться, - Любил. С того самого дня, как увидел.
Теперь она была взволнована не меньше, все-таки не каждый день вам на голову обрушиваются такие откровения!
- Но почему ты молчал столько лет?
Господи милосердный... Почему молчал...
- Ответь мне! - она подошла и попыталась повернуть его лицом к себе.
Мужчина вырвался, сдавленно вскрикнув, словно обжегся.
- Ответь, - прошептала Матильда, слезы у нее все-таки потекли.
- Хорошо, я отвечу, - он заметался на месте, сжимая кулаки, - И пусть уже закончатся эти мучения. Хорошо. Ты хочешь знать, ты узнаешь. Но ты отвернешься от меня!
- Нет.
- Нет? Тогда смотри, смотри, Матильда на мой позор...
С этими словами он прижал ее к себе и начал жадно целовать. А потом, предчувствуя предстоящее обращение, обреченно отстранился со словами:
- Смотри. И презирай меня.
Превращение произошло на глазах у любимой женщины, и он готовился услышать издевательский смех, свой смертельный приговор. Но вместо этого слышал тишину и свое прерывистое дыхание. Потом раздался ее негромкий голос:
- Скажи, Петрелион, ты видел себя такого?
И в голосе не было насмешки или презрения. Он шумно сглотнул, вспоминая, себя таким, как он помнил, и кивнул. Она повела головой, отошла на шаг, сказала:
- Знаешь, что я вижу?
Что же она видит? Что? Что... Неужели ей не противно...
- Петрелион... нет... Лион. Я вижу крылатого льва цвета утренней зари. И ты прекрасен.
Тут она протянула руку, касаясь его головы, и мужчина, если бы мог, упал в обморок. Видя, что он 'поплыл', Матильда воскликнула:
- Эй, эй, Лион, нет, нет! Сейчас же вернись ко мне!
Благословенна будь ее привычка всеми командовать, потому что тот мгновенно пришел в себя и перекинулся обратно человеком! Надо сказать, что мужчина был потрясен. Он знал, что со времени своего первого обращения его зверь подрос, потому что иногда все же оборачивался, когда был уверен в том, что его не увидят, но с тех пор ни разу не видел себя в зеркале! Так значит, он ей не отвратителен и не смешон?! Она приняла его таким?!
Как может чувствовать себя смертник, помилованный за мгновение перед казнью? Облегчение нахлынуло на счастливца, руша внутренние барьеры и сметая запреты. Все-таки любовь творит чудеса!
- Ты... Это все благодаря тебе! Тильда! Тильда... Любимая...
Сначала обновленный полуэльф-полу-неизвестно-кто радостно расхохотался, схватил ее в объятия и закружил по комнате, а после, опустившись на одно колено, он благоговейно коснулся губами кончиков ее пальцев, и с надеждой заглянул в глаза:
- Позволит ли Госпожа моя ухаживать за ней? - сердце его словно замерло в ожидании.
- Да... - в ответ.
Несмелое, робкое. И руки, протянутые ему навстречу. И жаркий шепот:
- Лион...
Кто бы мог подумать...
***
Потом уже они говорили и говорили, не могли остановиться. Обо всем, что случилось за их довольно долгую жизнь. Он был потрясен тем, что может сдерживать свое обращение рядом с ней, что близость с любимой женщиной ему дарована судьбой как... как... Не было слов у счастливца, одна только заливающая все его существо благодарность.
- Господи, - молился он, про себя, - Это стоило того, чтобы столько лет ждать.
Но у Матильды было множество вопросов.
- Слушай, Лион, а как ты умудрился скрывать это столько лет?
- Что? Что могу обращаться?
Она кивнула.