В этот момент Стаса осенило. Точно, это же самый настоящий роман. Всё точно так же, как в те времена, когда он взбудораженный очередным любовным переживанием, не мог найти себе места и думал только об одном — о ней. Сейчас всё тоже самое, с той лишь разницей, что объект, вызывающий эти переживания, неосязаем и невидим. Но от этого он не становится менее желанным. Как раз, в этой неосязаемости и кроется главная интрига, то, что позволит медленно, штрих за штрихом вырисовывать в сознании идеальный образ. Сначала Лика представлялась ему один-в-один похожей на его бывшую пассию, но стоило провести несколько часов в её обществе, и образ претерпел существенные изменения. Лика не была брюнеткой и её волосы не были пострижены в каре. Они были каштановыми длинными и спадали на спину шикарным золотистым хвостом. Глаза из зелёных трансформировались в карие, надутые губы — в натуральные с идеальным (в форме сердечка) изгибом. Этот образ не походил ни на одну из его бывших подружек, или знакомых, в нём не было черт любимых актрис. Он был аутентичен и очень чётко стоял в глазах.
Они припарковались на стоянке возле дома. Стас заглушил двигатель и нежно поглаживал панель, едва касаясь её кончиками пальцев. Лика молчала.
— Не понимаю…зачем? — с мучительным надрывом простонал он.
— Так надо!
***
Стук входной двери никак не потревожил домашнюю атмосферу. В зале продолжал орать телевизор, и никто не спешил встречать запропастившегося мужа. Стас немного постоял в прихожей, переминаясь с пятки на мысок, затем, не снимая ботинок, прошёл на кухню. Там всё было идеально. Итальянский кафель отливал первозданным блеском, нетронутая полироль конфорки отражала свет ламп, приветливо урчал холодильник. По чистоте и абсолютному отсутствию запахов, это помещение, скорее всего, походило на операционную. Стас открыл холодильник, чуть прищурил глаза от ослепляющей белизны, которую нарушала лишь вскрытая упаковка пива. Взяв одну банку и тяжело вздохнув, Стас затворил дверь бесполезного холодильника. Он открыл банку, подошёл к окну и стал вглядываться в голубые сумерки. Она одиноко стояла, зажатая пухлыми боками Фольцвагена и Крузака и не подавала признаков жизни. А какую жизнь можно разглядеть в куске железа? Но это в любом другом, только не в том, одиноко сгорбившемся кусочке. Стасу показалось, что от его машины исходит сияние, будто из десятка других, стоящих на парковке, только на неё падает свет огромной луны.
— Ну и чё это ты прямо в своих говнодавах на кухню впёрся? — послышался за спиной голос любимой супруги. Видимо, она услышала заветный пшик, пивной банки и, подобно летящему на огонь мотыльку, тут же устремилась к нему.
Стасу не хотелось поворачиваться, он и так видел всё в отражении окна. Его супруга не любила ходить одетой, тем более дома. В этот раз, на её ладной фигурке было что-то вроде розового пеньюара. Стас не припоминал, когда последний раз покупал жене бельё, уже несколько лет в их сухих ласках, эти атрибуты были совершенно лишними. Однако же, супруга не переставала радовать себя дорогими покупками в магазинах нижнего белья. Хотя…может быть это покупала и не она…
— Какая разница…здесь всё равно не едят, так что кишечная палочка нам не грозит.
— Ну да не едят и уже давно. Просто тот кто должен зарабатывать на еду, валяется по больницам, потом, не советуясь, покупает старую рухлядь и не ночует дома. — Она не умела говорить тихо. Любая фраза начинаясь как бы исподтишка постепенно нарастала, превращаясь в ультразвук. Боже…ему когда-то нравился этот голос.
— Во-первых: не называй её рухлядью. Это вполне приличная машина, лучшее, что у меня когда-то было. — Непривычно твёрдо для разговора с женой, сказал Стас.
— Лучшее? Даже лучше папиной «Инфинити», которую ты размотал на второй день?
— Лучше! Она лучше чем «Инфинити» и твой щедрый папаша, вместе взятые.
— Отца не трожь! Если бы не он! — Стасу показалось, что расположенные на стойке, хрустальные бокалы вот-вот лопнут от ультразвуковой волны.
— Если бы не он, ты бы имела образование, работу и умела бы готовить…
— Да пошёл ты на Х…Если не хочешь жить, выметайся из квартиры. Свято место пусто не бывает.
— Кто бы в этом сомневался? Наверное, когда я лежал на больничной кушетке, святое место тоже не пустовало…
— Пошёл ты…
— Знаешь…я бы давно ушёл, но снова мешает твой папахен. Что он за человек такой а? Всё привык устраивать как ему нравится. Он будто в куклы играет. Ну хоть бы ты ему объяснила, что я непутёвый…что не пара тебе…
— Скотина! Это так ты отзываешься о единственном человеке, который тебя ценит и вытаскивает из многочисленных задниц?