К тому моменту, когда Роберт оказался готов к стрельбе, он весь покрылся испариной и напоминал поросенка, которого запекают в фольге на очень слабом огне.
Новая обойма долго не желала вставать на место, пришлось впихивать ее чуть ли не силой. Справившись с этой задачей, Роберт приложил приклад к плечу, поймал на прицел одну из мечущихся внизу фигурок и нажал спусковой крючок.
Что происходило дальше — запомнил довольно плохо. Временами наплывала боль и тогда приходилось скрипеть зубами. Потом становилось легче, и он опять стрелял, хлопал подствольный гранатомет, ругался где-то рядом Бьерн, стрекотал пулемет Али.
А потом все закончилось. Форсеры куда-то исчезли, и Роберт осознал, что вокруг царит невероятная, невозможная тишина.
Врач оказался такого маленького роста, что если бы не белая кожа, можно было заподозрить, что среди его предков числились африканские пигмеи.
— Прекрасненько, прекрасненько, — бормотал он, ковыряясь где-то в животе раненого бойца. — О, совсем хорошо…
Роберт, лежащий на соседних носилках, глядел на это и невольно вздрагивал.
В бывшую столовую, отведенную под временный госпиталь, его принесли двадцать минут назад, а бой благополучно завершился часом ранее. Форсеры убрались, прихватив трупы соратников, и среди дымящихся руин остались только людские тела.
Раненых было очень немного.
Если плазменный заряд прожигал броню, то чаще всего наносил такие повреждения, от которых наступала смерть.
— Прекрасненько, — в очередной раз заметил доктор. — Жить будет. Теперь посмотрим следующего.
Под взглядом светлых, чистых как родник глаз Роберту стало очень не по себе.
— Так, что тут у нас? — доктор, похоже, привык разговаривать сам с собой, и это вызывало определенные подозрения относительно его предыдущего места работы. — Нога? Очень хорошо…
— Чего же хорошего, сомий хвост? — прохрипел Роберт, глядя, как доктор ловко отстегивает пластины ножной брони.
— Много, — безмятежно отозвался тот. — Вы могли остаться без конечности, что не очень приятно, могли получить заряд в пах… что еще хуже, а так все почти обошлось…
Несмотря на все слова, Роберт судорожно сглотнул, едва увидев рану.
Черная бугристая корка торчала из-под остатков антисептической пены, а по сторонам от нее пульсировали багровые вздутия.
— Прекрасненько, — доктор извлек из сумки на поясе инъектор. — Сейчас мы вас…
Будучи не в силах глядеть на то, что делают с его конечностью, Роберт откинулся назад. Ощутил прикосновение чего-то прохладного к коже, потом по ноге поползло онемение.
— Вот и все, — сказал доктор. — Лежите спокойно, если захотите пить, позовите санитара.
— А что дальше? — удивился Роберт. — Вы же не думаете, что рана зарастет сама по себе?
— Нет, — доктор хмыкнул. — Мы вызвали транспортер, он заберет вас и доставит в госпиталь куда-нибудь на Атлантис, Олимп или Ниобу…
Все было логично — зачем возиться с ранеными там, где идут бои, и никто не может сказать, где завтра или послезавтра окажется враг? Гораздо проще отправить их в далекий тыл, заштопать, а потом вновь бросить в дело.
— Прекрасненько, — в последний раз сказал доктор и, окинув лежащие на полу носилки с ранеными пристальным взглядом, двинулся к выходу.
Хлопнула дверь, долетели звуки разговора, потом все стихло.
Роберт лежал, глядя в белый потолок, на ползущую по нему многоножку, прозрачную, точно стекло, и ни о чем не думал. Потом рядом зазвучали шаги, и он опустил взгляд.
Сделав это, обнаружил переминающегося с ноги на ногу Бьерна, а рядом с ним — Трэджана.
— В общем, зашли тебя проведать, — чуть смущенно проговорил сержант. — Как ты тут?
— Как на курорте, — ответил Роберт. — Лежу, ничего не делаю. Только вот с ногой что-то не так.
— Ничего, — хлюпнул носом Трэджан. — Новая вырастет, лучше прежней. Ребята передают тебе привет. Чего хоть док говорит?
— Отправят нас всех в тыл, на Атлантис или Олимп.
— Вон как? — лицо Бьерна вытянулось. — Ну, если так надо, то значит надо…
Хлопнула дверь.
— Прекрасненько, — проговорил вошедший доктор. — Ребята, раз уж зашли, то помогите погрузить раненых. Там как раз транспортер пришел.
— Не вопрос, — вздохнул сержант.
Первыми выносили тех, кто лежал у двери. Роберт смотрел на бледные, искаженные болью лица, безвольно свисающие руки и думал, что этим парням пришлось куда хуже, чем ему самому.
Двое санитаров подняли его носилки, нога отозвалась слабой болью, точно не желала покидать то место, где ее повредили.
— Почти все, — сказал расположившийся у двери доктор. — Еще четверо осталось…
Роберта вынесли на лестницу, затем по сторонам оказались стены длинного коридора. Звякнули под ногами санитаров остатки выбитой двери, и в лицо пахнуло свежим воздухом, щедро сдобренным ароматом гари.
Тарианский промышленный комплекс сильно изменился с того момента, когда Роберт увидел его впервые.