Встречный бой

Так я думал еще пару часов назад. А вот сейчас гляжу на протоколы допросов взятых на митинге протестантов и думаю, что не все так хорошо и гладко в Датском королевстве. Вроде бы и нет поводов для протеста, а на тебе, погляди – вот тебе и протест, вот тебе и протестующие. Правда, пока без вожаков-предводителей, плакатов и разобранной брусчатки на площади. Но это только пока. Судя по протоколам допросов задержанных, митинг собрался здесь не просто так, народ активно агитировали. Конечно, были и те, кто попал сюда случайно, но в целом можно было разделить всех собравшихся на митинге на три группы.

Первая, самая многочисленная – те, кто протестовал против нашей судебной и пенитенциарной системы. Это были самые идейные оппозиционеры в СНР. В эту группу преимущественно входили либо те, кто сам был раскатан судебной системой Сиротинской директории, либо чьи родственники оказались под тем же катком.

Система наказаний за правонарушения в СНР была построена просто, незамысловато и эффективно. У нас не было ни средств, ни, самое главное, свободных человеческих ресурсов для содержания полноценных тюрем. Причем заключенные не нужны были даже для тяжелого каторжного труда: прокладки железных дорог, лесозаготовок, торфоразработок, работ в карьерах. Эффективней и дешевле было купить какой-нибудь дорогущий агрегат в Китае или Германии, который сам укладывал железнодорожное полотно, валил лес и резал камень в карьерах.

А содержать сотню зеков, охраняя их и кормя, – это, во-первых, дорого, а во-вторых, они хреново работают! Поэтому за тяжелые, а также повторные, рецидивные преступления средней тяжести у нас «мазали лоб зеленкой», а за мелкие и средней тяжести – назначали штрафы, месячные исправительные работы и телесные наказания вроде порки. Например, к тяжелым преступлениям относилось все, связанное с наркотиками.

С одной стороны, тому, кто по неосторожности утопил дорогущий экскаватор или в пьяной драке сломал другу челюсть, было проще заплатить штраф или получить десяток плетей, чем «мотать» два года лагерей, но, с другой стороны, родня юноши, который выращивал и продавал «траву», за что и был расстрелян, как правило, считала, что их чадо пострадало ни за что и приговор слишком суров. Опять же, родственники педофилов частенько считали, что их надо лечить, а не ставить к стенке. А поскольку высшая мера наказания назначалась часто, то и противников нашей судебной системы становилось с каждым днем все больше.

Вторая группа протестующих – это, наоборот, ярые сторонники усиления режима и закручивания гаек. В частности, их основным требованием было немедленное развязывание полномасштабной войны с Новой Москвой и полное ее уничтожение. Они совершенно не понимали или не хотели понять, что СНР никак не может тягаться с новомосквичами в том, что касается человеческих и материальных ресурсов. Это примерно как сравнивать бюджет и возможности староземельной Москвы и города Курган на Южном Урале.

Если бы мы располагались ближе к Новой Москве и нас не разделяли бы полторы тысячи километров, то самый богатый город этого мира давно бы нас поглотил: население Сиротинска просто само по себе туда бы перетекло. Мы и держимся пока только потому, что до сих пор попадали в зону интересов только отдельных новомосковских богатеев. Ну, и еще потому, что в Новой Москве до сих пор нет централизованной власти: там всем заправляет городской совет, члены которого чаще грызутся за власть, чем принимают какие-то важные решения.

Но, несмотря на все наши военные успехи последних лет в противостоянии с Новой Москвой, всерьез рыпаться на них у нас не хватит силенок. И даже если мы победим, то это будет пиррова победа, после которой СНР окажется настолько обескровленной, что ее сможет захватить даже детсадовская группа, вооруженная лопатками для песка.

Ну и третья группа протестующих – это сторонники демократии. Им обязательно нужно, чтобы Сиротинская директория, она же Сиротинская народная республика, обязательно превратилась в полноценную республику с полным набором политических атрибутов: парламент, президент, депутаты, выборы и прочая лабуда, столь неинтересная простому солдатскому сердцу.

Я просматривал по диагонали отчеты, понимая, что пора со всем этим что-то делать. Надо как-то собрать волю в кулак, найти время и заняться решением всех этих накопившихся проблем.

Чай в термокружке остыл, и надо было бы озаботить кого-то из помощников, чтобы принесли свежий, но в мобильном штабе сейчас были только я и Док, которого усадили за мониторы, чтобы он следил за обстановкой снаружи, все остальные были заняты допросами задержанных. Наклевывался интересный вариант, я чувствовал, что за этим бестолковым и непонятным протестом кто-то стоит. Неужели у нас появился серьезный противник, который решил не просто натравить на наши пограничные поселения бандитов, а задумался о развале СНР изнутри? Или это во мне контрразведчик заговорил?