Встречный бой штрафников

Немцы, которые принимали участие в массовых расстрелах итальянских офицеров и норвежских заложников или критских крестьян, или же те, которые принимали участие в истреблении населения на территории Советского Союза, которое сейчас защищается от врага, должны знать, что они будут отправлены обратно в места их преступлений и будут судимы на месте народами, над которыми они совершали насилие. Пусть те, кто еще не обагрил свои руки кровью, учтут это, чтобы не оказаться в числе виновных, ибо три союзные державы наверняка найдут их даже на краю света и передадут их в руки их обвинителей с тем, чтобы могло совершиться правосудие».

Рузвельт. Сталин. Черчилль.

1943 год.

Сердце у Шуры забилось так, что она едва не вскрикнула.

Вот почему в последнее время немцы смягчили режим для военнопленных. Даже русским разрешили появляться в городе. И прекратили кричать в сторону рабочих, которые строем по утрам идут в сторону фабрики: «Russland kaput!»

Несмотря на послабления, в город Шура старалась одна, без фрау Бальк, не ходить. Она боялась не столько полицейских, которые всегда с подозрением осматривали «остовцев», останавливали любого, кто казался подозрительным, спрашивали, куда он идет и откуда, требовали назвать имя хозяина и прочее. Но хуже полицейских были мальчишки. Они бегали по улицам ватагами по пять-шесть человек. Иногда катались на велосипедах. Эти маленькие наци с фашистскими значками на штормовках и куртках могли остановить, потребовать того же, что и полицейские. Но они, изо всех сил подражая взрослым, были наглее и бесцеремоннее. Они окружали свою жертву, обыскивали, выворачивали карманы и выбрасывали прямо на мостовую все содержимое. Иногда исподтишка щипали, били ногами по щиколоткам и икрам, так что человек падал. И это вызывало у них смех и ликование. Им тоже нужна была победа. А потом могли отвести в полицейский участок. Однажды возле магазина они остановили Шуру. Из полицейского участка ее вызволяла фрау Бальк. Дома, когда за ними закрылась массивная дверь и никто с улицы их уже не мог услышать, фрау Бальк сказала бесцветным усталым голосом:

– Мальчики, которые тебя остановили, сказали, что ты оказала сопротивление и произносила слово «фашист» таким тоном, как будто это ругательство.

– Я ничего не помню.

– Ничего? – переспросила фрау Бальк.

Конечно, фрау Бальк не поверила Шуре. И Шура, никогда не лгавшая своей хозяйке, поняла, что допустила оплошность. Ее нужно было немедленно исправить.

– Один из них, самый большой, тронул меня вот здесь, и я, возможно, оттолкнула его, потому что мне было неприятно.

– Оттолкнула? – Фрау Бальк посмотрела на нее так, как посмотрела бы на Шуру мама. – Или все-таки ударила?

– Возможно, ударила.

– Так возможно, или все же ударила?

– Ударила.

– Куда?

– Вот сюда. – И Шура шлепнула ладонью по щеке.

Фрау Бальк рассмеялась и обняла ее.

– Ты не ударила, девочка моя! Ты дала ему пощечину. Они начинают подражать им даже на улицах! Что будет с немцами при таком воспитании молодежи?! Что будет с Германией?! – Но фрау Бальк тут же спохватилась. Приоткрыла входную дверь, выглянула на улицу. Немного погодя, она сказала: – О том, что мы чейчас сказали друг другу, нужно забыть.

– Я поняла, фрау Бальк. Я уже все забыла.

– Да, да, ты умная девочка, и так будет лучше для нас обеих. – Фрау Бальк смотрела на Шуру, не скрывая своего внутреннего восхищения. Во-первых, ее работница поступила совершенно правильно, не позволив оскорблять себя. Во-вторых, она так быстро осваивала правильную немецкую речь, что само по себе уже не могло не восхищать. Она знала, что сын давал ей для прочтения какие-то книги. – Ты действительно хорошая ученица. Но все же не забывай, какое сейчас время. Так нам будет легче.

– Я поняла, фрау Бальк.

Ей действительно было легко с этой русской. Особенно после извещения о гибели мужа. Она не могла слышать слова «Сталинград». Если оно доносилось откуда-нибудь с улицы или произносилось по радио, ее начинало трясти. Ужас, поселившийся в душе фрау Бальк, был понятен Шуре, быть может, как никому другому. Когда Шура слышала гудок паровоза и стук вагонных колес, пусть даже доносящийся издали, она переживала нечто подобное.

Шура аккуратно открыла газету. Фрау Бальк не должна была догадываться, что ее работница читает «Фелькишер беобахтер» прежде, чем свежий номер просмотрит она, в своей спальне, в кресле под торшером.