Встречный бой штрафников

– Пусть безумствует море и плещет,
Гребни волн поднялись в небеса —
Ни один пред грозой не трепещет,
Ни один не свернет паруса…

– Вот тут мы, дружище, и попались! Мы мнили себя Одиссеями! Капитанами! Царями, возвращающимися на свою родную Итаку! Мы грезили о своих имениях с тучными стадами и с просторами, засеянными хлебами. Мы были уверены, что Пенелопа верна, что никто не осквернил наше ложе. Но все, дорогой мой, оказалось не так. Женихи оказались хитрее и сильнее. Да и Пенелопа…

Радовский жестом прервал его, потянулся за бутылкой, быстро плеснул коньяк на дно фужеров и сказал:

– Давай, Вадим, выпьем, за Пенелопу.

Зимин удивленно посмотрел на друга. Хотел что-то сказать, но передумал. Выпил вслед за Радовским. Но погодя все же спросил:

– Ты сказал, что она пропала без вести.

– Да.

Зимин мотнул головой, поморщился. Сказал:

– Как у вас в абвере все сложно. Все покрыто каким-то мраком. На всем лежит вуаль. – И он сделал нелепый жест. – Вы великие мастера… – Но не договорил.

Радовский ухватил его руку и сказал:

– Лучше давай поговорим о наших Fraulein.

– Ты прав. К черту войну! Я позвоню девочкам. Мы продолжим. Не думай, они из хороших семей. Шалуньи. Как это по-немецки… Schelmerei.

– Да, по сравнению с тем, что на фронте делают их мужья, отцы и братья, это всего лишь невинная шалость в пределах игры жизни.

– Шалость с русскими офицерами, во время войны – это серьезное преступление против нации. Даже, как ты выразился, в пределах игры жизни.

– А мы с тобой разве русские офицеры, Вадим?

– Странно, что ты об этом забыл.

– Я не забыл. Я просто думал, что ты пьян.

– Я всегда пьян. И всегда трезв. Так звонить мне нашим шалуньям?

– Звони.

Через несколько дней он стоял перед своим шефом, оберстом Эрвином фон Лахоузеном-Вивермонтом. Руководитель Управления Аусланд ОКВ Абвер-2 был вежлив и внимателен. Вопреки ожиданиям, его совершенно не интересовали подробности последней операции, гибели группы и перехода Радовским линии фронта. Видимо, его удовлетворили отчеты, в которых Радовский подробно изложил хронологию событий вплоть до выхода на боевое охранение вермахта. Полковник наклонил к нему свою крупную бритую голову и сказал, вытаскивая из стола стопку чистых листов:

– Напишите подробно о том, что наблюдали в ближнем тылу у русских. Все – подробно. Темы бесед. Довольствие. Настроение. Состояние дорог. Где накапливается техника. Об аэродроме Шайковка – отдельно. – И, когда уже Радовский встал, чтобы перейти в другую комнату для составления подробного отчета, Лахоузен-Вивермонт вдруг спросил:

– Где сейчас дислоцируется ваша группа?

– В одной из деревень между Оршей и Могилевом.

– Каково ее состояние?

– Абвергруппа Schwarz Nebel пополнена новыми курсантами из числа советских военнопленных и выполняет текущие задания в прежнем режиме.

– Вы скоро поедете туда. Но пока для вас есть работа здесь. Да и отдых для вас, я думаю, не будет лишним.

– Благодарю вас, господин полковник.

Глава девятнадцатая

Они лежали, зарывшись в солому и прижавшись друг к другу. Неподалеку похрустывал обледенелыми подошвами валенок часовой. Хрумкали сеном привязанные к деревьям лошади санитарного обоза. Часовой кашлял. Задышливо бухал в шапку. И Воронцов подумал: все-таки разгильдяй этот Петров или слишком самонадеян, поставил в наряд больного человека. Надо бы встать и сменить часового, послать его отдыхать. Пусть попьет кипяточку и полежит в теплой соломе. Но мерзлые подошвы часового, как метроном, продолжали отсчитывать секунды, один приступ кашля сменялся другим, а Воронцов продолжал лежать неподвижно.

Сбоку к Воронцову приткнулась старшина Веретеницына. Тихо сопела, надвинув на лоб шапку. Вроде бы спала. Из-под белого лохматого каракуля надвинутой на лоб шапки виднелся контур ее губ. Слава богу, уснула, подумал он.

Когда укладывались, пулеметчик Лучников весело подмигнул ей:

– Товарищ гвардии старшина, а я вам вот тут постелил. – И бережно, как по высоко взбитому матрасу, похлопал по свободному месту рядом с собой.

– Тебе, Лучников, по штату положено спать рядом со своим пулеметом, – быстро нашлась Веретеницына, при этом насмешливо поглядывая то на пулеметчика, то на ротного. – А я рядом с Воронцовым лягу. Он хоть приставать не будет.

Она уколола не только Лучникова, но и Воронцова.

– Ну да, – особо не желая схватываться с санинструктором, согласился второй номер, – это так, что кому по штату положено…

– Ты бы, по штату, лучше помалкивал. Членовредитель! – добила его Веретеницына.

И Лучников, уязвленный и обидным прозвищем, с некоторых пор прилипшим к нему, и снисходительным тоном Веретеницыной, буквально взвизгнул:

– Так ты ж сама мне этот самый член и повредила!

Бойцы засмеялись. Не до смеха им было здесь, заночевавшим непонятно где, то ли у немцев в тылу, то ли на нейтральной полосе. Но все же посмеялись, поговорили, улеглись, притихли.