Встречный ветер

- Я, например, хороших солдат и офицеров держу при себе, но и самых плохих, самых последних разгильдяев тоже никому не отдаю. Почему? Потому что хорошие люди мне нужны самому, а сбывать негодных - бесчестно. Мало того, что расписываешься в своей слабости, наносишь вред товарищу по службе, вред общему делу, которому мы все служим. А вот с вами поступили именно таким образом. В вашем поступке, вернее, в вашем преступлении есть своя неумолимая логика. Есть свои причины.

- В эти дни я многое понял. Но я не понимаю одного. - Извините, товарищ генерал, может быть, я какой-нибудь сумбур скажу, но от сердца... Не понимаю, зачем меня держали в войсках? Я несколько раз подавал рапорты, хотел демобилизоваться, поступить в институт, а мне отказывали и давали нагоняй... Правильно ли это? Военная служба не по мне. В этих условиях я испытываю подавление своей личности... Простите, что я сказал несколько резко, - низко опуская голову, закончил Пыжиков.

- Встречал таких... Мозг вроде здоровый, а философия гнилая, с этаким скверным анархистским душком. "Подавление личности"... Слова-то какие научились вывертывать. А почетный долг гражданина, служение Родине? Забыли? По-вашему, выходит, что об этом должны помнить только сержанты Нестеровы и солдаты Кудашевы? Может быть, вам, окончившему два училища, прочитать еще курс политической грамоты? А вы забыли, что была и гражданская война и Великая Отечественная?.. Да как вам не стыдно говорить мне такие слова? И еще спрашиваете меня, как я с вами поступлю.

Никитин замолчал и отвернулся к окну. На машину наплывал сверкающий огнями город. На шоссе стало светлее и оживленнее. Пыжиков видел насупившееся лицо генерала и с волнением ждал самого главного. Он решился на все - будь что будет. Его интересовало, как поступит с ним этот суровый и, видимо, очень справедливый человек.

- Вы, товарищ генерал, не закончили своей мысли, - напряженно, с упорной настойчивостью проговорил Пыжиков.

- Поступят с вами по справедливости. Что заслужили, то и получите, - сухо ответил Никитин. - Но только скажу вам как командир и пожилой человек: вы в неоплатном долгу у Родины и своего народа.

Генерал, взглянув на шофера, попросил остановить машину.

Шофер затормозил и притерся к обочине. С удивлением посматривая на генерала, он хотел что-то спросить, но Никитин его опередил.

- Довезите старшего лейтенанта до комендатуры и поезжайте в гараж.

- А вы, товарищ генерал? - спросил шофер.

- Пройдусь пешком. На курортников посмотрю, зайду на контрольно-пропускной пункт. Мне торопиться некуда. А вот товарищу старшему лейтенанту нужно спешить. Его ждет начальник штаба отряда. Пусть доложит, подскажет, как искать скрывшихся нарушителей...

Откинувшись на сиденье, Пыжиков растерянно молчал.

Глава седьмая

Начальника штаба отряда в комендатуре не оказалось. С группой пограничников, прибывших из школы сержантского состава, он выехал куда-то в горы. В штабе комендатуры Пыжиков встретил майора Рокотова, который прибыл сюда раньше его, чтобы организовать поиски теперь уже в более широком масштабе. У здания стояли крытые брезентом машины, слышались приглушенные голоса солдат. Из кабинки выглядывала розыскная собака.

- Вам необходимо написать объяснение, товарищ старший лейтенант, - на ходу бросил Рокотов и, обернувшись, добавил: - Потом зайдете в кабинет коменданта.

Рокотов успел уже переодеться и побриться. Поскрипывая крепкими из яловой кожи сапогами, он быстро ушел в комнату материального обеспечения выписывать патроны и ракеты, как потом узнал Петр.

Рокотов был удивительно спокоен и до приторности, как показалось Пыжикову, тактичен и вежлив. Такой признак внимания к его персоне ничего хорошего старшему лейтенанту не сулил.

Пыжиков поздно вечером возвращался из комендатуры на квартиру, где решил после тяжелого и утомительного разговора с начальником штаба отдохнуть и отоспаться. Пришлось писать длинное, на несколько страниц, объяснение. Писалось тяжело, трудно, то с признанием собственных грехов, то с настойчивым оправданием себя.

- А вот об этом вы зря так пишете, - читая написанное, замечал Рокотов. - Это не объяснение, а приговор самому себе. Тут вы снова ударились в крайность. Все, что вы написали, оставьте на память, а для штаба напишите только о сути дела, покороче, не больше чем на одной странице.

- Пусть останется так! - мрачно настаивал Пыжиков.

- Нет. Такое сочинение я принять не могу. Напишите, как я вам говорю, - уже требовал Рокотов. - А то, что вы написали, годится для дневника, в назидание самому себе. Зачем же вашу душу подшивать вместе со штабными документами?

- Мне, товарищ майор, безразлично: дыроколом проткнут или...

- Опять фразы? Оставьте, Пыжиков. У нас с вами деловой разговор. Напишите так, как нужно. А выводы сделают другие - в данном случае командование.

- Генерал Никитин сказал, что меня, наверно, будут судить, - бойко сказал Пыжиков, раскуривая папиросу.

- Я не знаю, что вам сказал генерал Никитин, но мне он только что звонил и приказал взять вас на розыск нарушителей.