Встречный ветер. Повести

— Я и сам не знаю… Мама так говорит. А необыкновенный, — это значит умнее, лучше других. Она написала мне речь, которую я должен на прощание сказать в классе. Но папа прочитал и разорвал, поругал маму, что она делает из меня бюрократа. Папа говорит, что в училище из меня это вытряхнут, сделают молодцом.

— Нет, Пыжик, ты парень ничего! — вздохнув, сказал Мишка. — Вот как наденешь военную фуражку да ремень с бляхой — картина! А я, как только закончу семилетку, поступлю в педучилище, учителем стану. Мама говорит, что я терпеливый, сестренкам помогаю. Но мне тоже военным быть хочется!

Мишка почесал затылок и, снова глубоко вздохнув, спросил:

— А когда уедешь, писать будешь?

— Конечно буду! Могу, чем хочешь, поклясться. — Восторженные клятвы Петя любил и не мог упустить такого подходящего случая. Хочешь?

— Хочу. Да я и так тебе верю.

— Давай лучше поклянемся в вечной дружбе — поедим земли маленько да вдобавок хлебных крошек. У меня тут есть в кармашке.

— Землю есть — ерунда, крошки тоже. Мы не маленькие! Лучше обнимемся, как солдаты на фронте, дадим честное слово быть настоящими друзьями навсегда, навечно.

Ребята обнялись.

Во дворе сгущалась темнота. На город надвигалась осенняя ночь.

Через два дня военный врач Алексей Иванович Пыжиков увез своего девятилетнего Петю в Суворовское училище, а Миша Ромашков остался в родном городе.

Так на много лет разошлись их мальчишечьи дороги.

Глава вторая

Первое время Петя писал то восторженные, то грустные письма. В ответах Миша подбадривал друга и, как умел, давал товарищеские советы. Суворовец приезжал на каникулы, но встречались они теперь редко. Летом Петя жил с родителями на даче, а Миша — у бабушки в деревне. Чувствовалось, что дружба затухала, иногда переписка между ребятами прерывалась на долгие месяцы. И вдруг Ромашков получил от Пети длиннущее письмо, набросанное небрежным размашистым почерком.

«Здравствуй, Мишуха!

Не знаю, почему я не ответил тебе на твое последнее письмо. Наверное, была очередная хандришка. Сейчас оно случайно попалось мне на глаза, и я вспомнил наше детство, наши милые и глупенькие мечтания. Загрустил, вот и решил черкнуть тебе. Вспомнил, как ты провожал меня в последний раз и с завистью смотрел на мою чистенькую форму. Да, живу я здесь неплохо. Одет отлично, кормят, как в санатории. Водятся и деньжата. Иногда батька подбрасывает. Он у меня добрейший и умный — научные труды сочиняет. А о мамаше и говорить нечего. Сам знаешь, она у меня ангел-хранитель. Уедет, смотришь недельки через две опять сюда летит. Только надоело, что до сих пор она считает меня маленьким. Больше сотни не дает. А на самом-то деле мы уже взрослые парни, нам уже скоро восемнадцать. Иногда хочется с какой-нибудь красоткой в кино сходить, душу излить где-нибудь в уютном уголочке. А тут тебя оберегают и согревают со всех сторон. Но у нас железное товарищество и солидарность — разработана целая система взаимной выручки, поймать нас почти невозможно».

Миша бросил на стол письмо, задумался.

— Скверные у тебя дела, Петька, — проговорил он вслух и стал читать дальше.

«Недавно был такой случай. Один офицер-воспитатель каким-то образом раскусил наши проделки и виновников строго наказал. Ты можешь вообразить…»

Прочитав все до конца, Ромашков почувствовал, как гадко стало у него на душе. Он порывисто скомкал письмо и зажал его в кулаке. Он уже заканчивал десятый класс и готовился к последним экзаменам. Склонив голову, Миша долго сидел за столом и думал. В этот день он писал сочинение на тему: «Образ молодого человека в советской литературе». Перед глазами, будто живые, стояли Павка Корчагин, Олег Кошевой, Лиза Чайкина.

Тяжко и больно было читать письмо друга, еще тяжелее было отвечать. Целых три дня не мог Миша начать этот ответ.

«Петр Пыжиков, удивил ты меня, — писал ему Михаил. — Как тебе не стыдно, что ты бахвалишься? Да никакое это не товарищество, а мерзкая круговая порука, которая помогает вам скрывать плохие поступки. Это не система помощи и взаимной выручки, а система защиты лентяев, бездельников, нарушителей дисциплины. Я думаю, что у вас таких «героев» немного. Как же ты попал в их компанию? Может быть, ты что-нибудь присочинил, прихвастнул? За тобой это водилось и раньше. Я вспоминаю нашу клятву на красивую, настоящую дружбу, и мне больно, что мой друг не понимает теперь большого значения этого слова! Подумай над тем, что я сказал тебе, и отвечай побыстрее. Михаил».

Но Петр Пыжиков не ответил.

Глава третья

…Углубленный в свои воспоминания, капитан Ромашков сидел в номере Приморской гостиницы, в мягком кресле, и перелистывал объемистый альбом. Вот он десятиклассник, в коричневой рубашке с молнией, а вот курсант пограничного училища, в новенькой, с иголочки форме. Вот он стоит около собачьей упряжки с шестом в руках, в мохнатых оленьих унтах, в полушубке, а кругом белые тяжелые снега, за высокими сугробами видна лишь крыша заставы, а над трубой чуть заметно вьется дымок.

Сегодня, вручив медаль «За отличие в охране государственных границ СССР», пожимая руку, генерал спросил: