Встретимся через 500 лет!

Мадам Пелльтан поднялась со скамейки, направилась к воротцам, у которых начиналась дорожка к поселку. Катэр продолжал прятаться. Карин Жарис, остановившись, смотрела на хризантемы, побитые ночными заморозками. Жером Жерфаньон чистил ногти только что использованной зубочисткой.

– Похоже, она и в самом деле не приведение, а всего лишь пациентка, – огорчился Мегре.

Карин Жарис подняла головку; увидев изучающие глаза комиссара, помахала пальчиками.

– Сумасшедший дом, – подумал он, поклонившись.

Минуты через три позвонила мадам Мегре.

– Семнадцать лет назад Николь и Франсуа близко познакомились, – сказала она, – а через год у них родилось дочь. Эта история имела огласку, потому и отложилась в памяти комиссара Ога…

– В памяти комиссара Ога откладывается все, – тепло сказал Мегре. – Даже смерть кота Жана, последовавшая в 1961 в результате взрыва оасовской бомбы в мэрии Тулона. А что была за история?

– Этот Франсуа Катэр, семнадцати тогда лет, пожив с пятнадцатилетней Николь около года, открыл для себя важную вещь…

– Какую вещь?

– Ну, он открыл, что ориентация у него другая…

– Час от часу не легче. Хочется воскликнуть «О, времена, о, нравы!»

– А что ты удивляешься? Сейчас во Франции каждый пятый гомосексуалист или, по крайней, мере, бисексуал или трансвестит.

– Что поделаешь? Другой страны у нас нет. А что последовало за этим банальным открытием?

– Грустная история. Они продолжали жить вместе, потом Николь родила дочь, научившуюся говорить лишь в четыре года. Когда Люсьен исполнилось пять лет, Катэр как в воду канул. Одни говорили, что он навеселе утонул в Сене, другие – что попал в психушку, третьи – что завербовался в Иностранный легион и погиб в Центральной Африке.

– Спасибо, дорогая, за сведения. Ты скоро приедешь? Я истосковался…

– Истосковался? Тогда, скоро. Очень хочется посмотреть на твою Венеру, – голос Луизы зазвучал игриво.

– Я вас непременно познакомлю. Книги не забудешь прихватить?

– Как?! Разве тебе их не передали? Я послала пакет с судьей Данцигером!

– Ах, да! Профессор Перен говорил мне что-то о каком-то пакете, – соврал Мегре. – Я сейчас же схожу за ним… До свидания дорогая.

– Я так скучаю по тебе, милый… Пока.

Вернув телефон Жерфаньону, Мегре пошел к «Дому с Приведениями». Он опять слышал в трубке какие-то знакомые звуки. Шестое чувство говорило ему, что, раскрыв природу этого звука, он немедленно остолбенеет.

Пройдя несколько шагов, Мегре остолбенел.

Как просто! Это звуки шагов! Кто-то ходил в мягкой обуви (домашних тапочках?!) взад-вперед, ходил по комнате, из которой говорила госпожа Мегре.

Кто ходил?!

Откуда она говорила?

Конечно, из дома. Откуда еще?

«Она и не думала скучать в те дни, когда Мегре оставлял ее одну в их квартире на бульваре Ришар-Ленуар», – вспомнил комиссар слова писателишки, второй страстью которого были красивые женщины фривольного поведения, которых он затаскивал почти что в каждый свой роман.

Да, не думала и не думает скучать. И завела любовника. И потому так неадекватно отнеслась к сплетне о моих нежных отношениях с Генриеттой…

Или… или она попросила кого-нибудь ходить у телефона, чтобы возбудить во мне ревность?!

– Нет, ты все более и более становишься параноиком, – Мегре заставил себя расслабился, вспомнив выдержку из правил внутреннего распорядка сыскной полиции: «Полицейский, которому поручено расследование, не принадлежит более себе». – И потому эти шаги, и их природу оставим на потом. А сейчас пообщаемся с крошкой Люсьен.

Пройдя несколько шагов в сторону «Дома с Приведениями», Мегре вновь услышал из-за спины голос Жерфаньона:

– Господин, Мегре, господин Мегре, вас опять супруга спрашивает!

Получив трубку, комиссар поднес ее к уху.

– Да, милая! Что-нибудь забыла сказать?

– Нет… – мадам Мегре говорила сдавленным шепотом. Я только что позвонила в Льеж одной знакомой, мы поболтали и знаешь, что я узнала?

– Что?

– Отцом Николь был – возьмись за что-нибудь, а то упадешь, – был Перен, ныне профессор и твой лечащий врач!

– Не может быть! Впрочем, это многое объясняет.

– Видишь, какая я у тебя хорошая…

– Вижу. А почему ты говоришь шепотом?

– Боюсь, что этот твой почитатель, ну, тот, которому ты автограф обещал…

Луиза не договорила. Что-то заставило ее спешно положить трубку. Мегре представив рядом с ней полного страсти мужчину, горестно покачал головой, потрогал потом макушку, пробормотал, кисло улыбаясь: – Рогов вроде нет… – и направился к «Дому с Приведениями», боясь услышать сзади призывный голос Жерфаньона.

16. Хочу мальчика!

Крошка Люсьен продолжала стоять у окна. Всмотревшись, комиссар увидел на ней шляпку, напомнившую ему шляпки мадемуазель Жалле-Беллем. План действий уже был разработан, и потому Мегре, не колеблясь, вошел в дворик, как в свой. Сел на скамейку, взял в руки большую куклу, вытер стеклянные глаза платочком, оправил нарядное платье, пригладил волосы. Закончив с этим, сказал ласково: