Встретимся на Арбате

Он взял со стола пластиковый ключ:

– Пойдем.

Весь путь по коридорам до номера Лара проделала как в полусне. Она ходила здесь много раз, она когда-то жила здесь, а потом перестала появляться.

Мягкие ковровые дорожки, приглушающие звук шагов, запах легкой отдушки, изящные столики-консоли, фарфоровые вазы с букетами живых цветов. На площадках с лифтами зеркала и картины. Все сверкает и блестит, все выглядит безупречно.

Мир дорогого отеля.

Из административного блока они перешли в жилой, спустились на нужный этаж, повернули в левое крыло, и Александр открыл дверь, пропуская Лару вперед. Она вошла внутрь, чувствуя, как сердце отсчитывает удары. За спиной был муж, близко. А хотелось еще ближе.

Лара миновала подобие прихожей и оказалась в комнате. Здесь ничего не изменилось, все осталось таким, как она помнила. Обернулась и посмотрела на Сашу. Голова кружилась. Что-то вязкое и тягучее разлилось в воздухе. Он рукой обвел пространство, мол, выбирай любую стену. Лара отвела глаза и сделала вид, что изучает интерьер. Хотя изучать тут было нечего. Подошла к невысокому комоду, стена над ним оставалась пустой, прислонила картину и повернулась:

– Ну, как?

– Неплохо.

Они снова не смотрели на закат. Они смотрели друг на друга. И не то что говорить – дышать стало трудно.

– Возьмешь? – Вопрос прозвучал хрипло.

– Возьму.

– Только медленно и долго, – сказала Лара, когда он подошел, вынул из ее рук пейзаж и положил его на комод, – а то не отдам картину.

– Шантажистка. – Он сосредоточенно расстегивал пуговицы на ее плаще.

Это было очень медленно и очень долго. Два телефона поставлены на беззвучный режим, два человека оказались вне зоны доступа для всего мира и абсолютно доступны друг для друга.

И не надо думать о наиболее подходящих днях для беременности, о самой беременности, о том, что после нужно полежать, дать возможность оплодотворить яйцеклетку, что следует быть тише, потому что может проснуться ребенок, и не забыть проверить, плотно ли закрыта дверь… не надо думать ни о чем… вообще…

Просто быть мужчиной и женщиной… как в самом начале, как было когда-то… здесь же…

– Долго и медленно?

– Долго и медленно…

Каждое прикосновение переходило в ласку, каждая ласка переливалась в поцелуй, поцелуй опьянял, рождал внутри новое желание… и невозможно было остановиться. Невозможно было понять, где заканчивается она и начинается он, где заканчивается он и начинается она…

Переплетались пальцы, тела, шепот… Они были откровенны, открыты, крылаты… Свободны.

Стиралось и рассыпалось все, что еще незримо стояло между, разделяя.

– Не так медленно… Быстрее, пожалуйста…

– Еще?

– Еще…

– Да?

– Да…

– Посмотри на меня…

Время было на их стороне. Оно окрасило небо вечерними красками и подарило комнате уютный полумрак. Телефоны молчали. Поцелуи разговаривали. Двое отдыхали после любви.

– Мини-бар здесь все так же укомплектован? – спросила Лара, касаясь губами губ мужа.

– Да.

– Ужасно хочу шампанское.

Он рассмеялся.

Она провела рукой по стене в поисках выключателя и зажгла бра. Мягкий струящийся свет заполнил номер.

Лара села на кровать и поджала ноги. Когда-то, когда она только приехала в Москву, они тут жили вдвоем. Долго. Сначала искали квартиру, потом ждали окончания ремонта, и каждое утро в течение почти года просыпались здесь. Вдвоем. Лара знала в этом номере все, каждую мелочь. Она знала этот номер, как жилец знает свой дом, до царапинки, до едва заметного пятнышка на обивке.

Послышался легкий хлопок и последовавшее за ним легкое шипение.

– Твое шампанское. – Муж протянул узкий бокал.

Лара перевела на него взгляд. Там, за стеклом, лопались крошечные пузырьки, через несколько секунд они лопались на ее языке и слегка щекотали. Саша стоял рядом, обнаженный и красивый. Может быть, для кого-то и не очень, а для Лары самый красивый. Те, кого мы любим, всегда красивы.

Она медленно отпивала шампанское и смотрела на мужа, на его шею, линию плеч, руки. Каждая черточка казалась в нем родной и совершенной. Если бы он отвернулся, то Лара любовалась бы спиной. Мужская спина – это смелость и стремительность линий, сила, надежность, укрытие, а порой просто знак, что от тебя отвернулись. Но он не отвернулся, он стоял и смотрел в лицо. И она смотрела ему в лицо.

Шампанское перестало щекотать, а от рук, сжимающих бокал, нагрелось. За окном собиралась темнота. Комнату освещало только маленькое бра.

– Я больше никогда не смогу родить тебе ребенка, – произнесла Лара вслух и залпом выпила остатки игристого.

– У нас есть Катя. – Голос Саши прозвучал тихо, и она расслышала в нем легкое напряжение.

– Да, есть. Но я знаю, что ты всегда мечтал о большой семье, а я не могу тебе ее дать.

– Мало ли о чем я мечтал. Я и на Луну мечтал полететь в детстве, как видишь – не сложилось. Будем принимать данность.

Они впервые говорили открыто о том, что случилось, и о том, как теперь жить дальше. Лара поставила бокал на прикроватную тумбочку и обняла колени.