Это было настолько ошеломляюще, неожиданно и невозможно, что Лара решала, как бы ему объяснить, какими словами, про смену города, работу, время на «все взвесить». И вообще, они в общей сложности знакомы меньше месяца, семьи скоропалительно не создаются, это очень ответственный шаг, необходимо получше узнать друг друга. Саша молчал и ждал. В итоге Лара открыла рот, чтобы все это ему сказать, и, к своему ужасу, произнесла:
– Я согласна.
– Вот и отлично, – он приподнялся, легко поцеловал ее в губы и потянул на себя.
Лара до сих пор помнила, как билось в тот момент его сердце – сильными и частыми ударами, выдавая истинные эмоции под покровом кажущихся простых слов.
Она осталась жить в этом номере, который со временем заполнился ее платьями, туфлями, кремами, книгами… и ни разу за последующие годы Лара не пожалела о своем решении.
– Ты готова? – муж вернулся, закончив все свои дела.
– Да, – улыбнулась она, поднимаясь с кровати.
Они поехали. Тогда, много лет назад, Саша ее все же отвез в Коломенское, и Лара заявила, что в питерской Коломне интереснее. А сейчас… сейчас она не знала, где лучше. Каждое место хорошо по-своему. Они миновали высокий белый храм, строгий, похожий на башню-колокольню, дошли до реки и смотрели на прогулочные катера и суетящихся на берегу людей, бродили по дорожкам заповедника, обсуждали обед с итальянским тенором, и Саша сказал, что ему передали пригласительные на завтрашний концерт.
– Уже?
– Да.
– Мне кажется, – Лара заправила прядь выбившихся волос за ухо, – Моретти был влюблен в твою маму. Он сегодня так на нее смотрел…
– Может быть. В маму влюблялись многие, но она никогда этого не замечала или делала вид, что не замечала.
– Просто в ее жизни была настоящая любовь, – тихо сказала Лара.
На следующий день они сидели в Кремлевском дворце и слушали, как поет великий итальянский тенор Бруно Моретти. Вера Дмитриевна выглядела великолепно в темно-синем платье с жемчужной брошью и с идеально уложенными волосами. Она сидела рядом с сыном и ничем не выдавала своего волнения. В руках свекрови была программка, изученная самым тщательным образом. Лара сидела по другую сторону и думала о том, скольких сил стоило Вере Дмитриевне прийти сегодня на концерт. Впервые без Константина Ивановича. Сделать решительный шаг. Переступить себя. Когда зазвучала ария из оперы «Турандот», Лара увидела, как заблестели глаза свекрови и по щеке потекла слеза.
Лара отвернулась. Она ощутила себя невольным свидетелем личного, того, что не предназначено для чужих глаз. Вера Дмитриевна должна прожить этот момент одна.
Звучала бессмертная музыка Пуччини, голос Бруно Моретти устремился ввысь, Лара почувствовала, как по рукам ее побежали мурашки. Это состояние, рожденное непередаваемой красотой и мощью двух талантов – автора и исполнителя, – невозможно было описать. Она знала, что запомнит эту минуту навсегда, и, повинуясь безотчетному порыву, нашла руку Саши и слегка ее сжала. Чтобы сразу же почувствовать ответное пожатие.
А маэстро Моретти продолжал вести свой голос все выше и выше, заставляя забыть о суетном, покоряя людские сердца и души.
Маленькая хроника
Разочарование
Петя не думал, что разочарование будет так велико.
Он, конечно, понимал, что выпускников много, а в театр возьмут в лучшем случае человека три. Но был дипломный спектакль, и его работу похвалили. Был красный диплом и выходы на сцену Вахтанговского в массовке. Все это давало надежду.
Небольшую, но все же надежду. Что придет день, и его мечта осуществится. В театр после окончания училища действительно взяли трех выпускников. Но Пети среди них не оказалось.
Конечно, он все понимал.
Конечно, он запретил себе вешать нос.
Конечно, он сказал себе, что жизнь только начинается, и никто не обещал, что будет легко.
Конечно.
Есть другие театры. Там сейчас устраивают просмотры перспективных выпускников. Есть возможность попасть в труппу.
А еще существует кино. И Петино портфолио хранится в фирмах, специализирующихся на рекламных роликах, и в картотеке «Мосфильма». И были даже две эпизодические роли по несколько реплик в двух сериалах. Для начала неплохо.
Конечно.
Только вот в Вахтанговский Петю не пригласили. Как и многих других.
Петя шел по летнему Арбату, думая о том, что ему снова предстоит читать стихи на улице. Расстегивать рюкзак, класть его на мостовую, и случайные прохожие, остановившиеся послушать поэзию, отблагодарят чтеца. Так было три года назад, так будет завтра.
Стены театра, мимо которого он проходил, не станут его домом. Хотя именно так Петя воспринимал их в последние месяцы. На афишах и в программках не будет стоять его имя.
Оно будет на каких-то других афишах и программках. Конечно.
Но не в Вахтанговском.