Пообещав вчера передать книгу Игорю, Лара сдержала слово, но не торопилась возвращаться домой. Она медленно шла по Арбату, разглядывая витрины тех самых антикварных, в которых пестрили изящные фарфоровые статуэтки, тускло поблескивали старинные бронзовые часы, заставляли остановиться потемневшие от времени картины. Обломки уюта чьих-то прошлых жизней.
Лара все еще перемалывала в себе состоявшийся накануне разговор со свекровью, в памяти всплывали то одни, то другие сказанные Верой Дмитриевной слова.
Лара не спала всю ночь, что почти привычно. Но это была совсем другая бессонница, не болезненно изматывающая, леденящая своим тяжелым шаром на груди, а какая-то возбужденная. Облегчение, пришедшее после долгого разговора со свекровью, уступило место мыслям. Они обрывками мелькали в голове, множились, исчезали, снова появлялись. Хотелось сжать голову руками и прокричать: «Стоп!»
Неужели это правда? Неужели он ее действительно поцеловал тогда? Невозможно. После такой ссоры, после ее замаха. Но Катя не будет обманывать.
Лара отказалась от снотворных, проспала всего четыре часа, но не чувствовала обычной разбитости. Вчерашнее не отпускало, снова и снова она брала в руки телефон, снова и снова клала его обратно.
Даже гуляя по Арбату, она уже раз восемь заглядывала в сумку, проверяя звонки и сообщения.
Саша молчал. Это убивало. Надо написать самой. Лара не знала что. Беспроигрышный вариант – Катя. А если сообщение придет не вовремя? Он сидит на переговорах, и тут она: «Сегодня Катя каталась во дворе на самокате. Вчера ей подарили домик-палатку».
Сообщение от жены, которая готова была ударить и даже не встала, чтобы проводить. И не попросила прощения. Да, надо попросить прощения.
С этим выводом Лара подошла к стене Виктора Цоя, которую поклонники группы «Кино» исписали цитатами из песен и без которой представить Арбат было теперь просто невозможно.
Первое, что бросилось в глаза, – уже наполовину исчезнувшее, написанное белой краской огромное слово «перемен». Внутри сразу же откликнулось продолжением «требуют наши сердца»[19].
Человек, вошедший в вечность, Лара подошла к стене, провела по ней ладонью. Чуть подальше в переулке стояли киношники, что-то делали с камерой, выгружали из стоявших там же автомобилей оборудование. Невысокий пузатый мужчина разговаривал с высоким и поджарым. В высоком Лара вдруг узнала известного актера. Кажется, здесь собираются снимать фильм.
Ее сердцу и всей жизни очень нужны перемены. Только бы хватило сил.
Лара отошла от стены. Вокруг были люди, много людей, они шли, разговаривали, сидели на лавочках, кричали, смеялись, пели. Лара давно не была в таком скоплении народа. Она начала людей разглядывать и не заметила, как присоединилась к слушателям стихов. Рядом стояла девушка в бейсболке и с термокоробом за плечами. Парень, что читал, держал раскрытым рюкзак для желающих вознаградить. Чуть в стороне теснились уличные продавцы со своим сувенирным товаром. Как им всем живется? Насколько устроена их жизнь? Судя по всему – не очень. Устроенный человек не будет целыми днями шлепать по улицам в жару, дождь и снег, доставляя людям еду. Человек, у которого достаточно денег, не будет расстегивать рюкзак перед прохожими.
И расскажи им Лара о своих горестях, поймут ли ее? Ведь есть дом, муж, ребенок, достаток, а все остальное…
Четырежды. Удешевленная четырежды. Четыре нерожденных малыша.
Вера Дмитриевна права. Здесь, на Арбате, среди этих людей, вынужденных зарабатывать себе на жизнь тяжело и часто получая в ответ неблагодарность, стало вдруг стыдно. Сколько можно плакаться и жалеть себя? Больно? Очень. Порой невыносимо. Но надо переставать заниматься самобичеванием. Иначе потеряешь последнее.
Лара чуть повернула голову и заметила, что чтеца вместе со слушателями снимает камера. Наверное, делает общие планы, чтобы передать потом в кино атмосферу места.
«Может, и я попаду в вечность, – подумала Лара. – Не как Цой, конечно, а как лицо из массовки, мелькнувшее на секунду в кадре. Забавно».