Встретимся на высоте

Интересно Натке через этот бус поля разглядывать. На небе солнышко светит, а от Ольховки к полям разноцветные радуги протягиваются.

Лишь начало припекать солнце, телята в тень утянулись, притихли. Этого часа и ждали девчонки.

Вода в пруду после дождя теплая, мягкая. Сбросили Тонька и Натка платья, побежали в одних рубашонках на пруд купаться. Баба Настя повязала вокруг себя фартук, подоткнула концы его за пояс и пошла по лесным полянам искать разные травы.

Тонька и Натка с хохотом и визгом плескались, плавали, ныряли в теплой, зарастающей зеленой тиной и ряской воде пруда. За шумом не сразу услыхали девчонки колокол. Кто-то в деревне бил в набат.

— Пожар! — первой опомнилась Натка. Выскочили девчонки из воды, схватили рубашонки и, одеваясь на ходу, припустили по горячей пашне к поскотине.

Нгать! Нгать! Нгать! — настойчиво и размеренно звучал колокол. Выбежали на косогор, остановились, поднесли к глазам «козырьки» ладоней. Солнце слепило глаза. По противоположному берегу Ольховки, увалом поднимающемуся до самой деревни, качались под ветром золотые волны назревшей ржи. За ржаным полем зеленели тополя над тесовыми крышами починка. Ни пламени, ни дыма вокруг. А колокол настойчиво звал, и звонкий металлический голос его гулким эхом отдавался в поскотине.

Не было в округе пожара. Тревожные, набатные удары не походили и на ребячье баловство. Из-за белых стволов берез навстречу Натке и Тоньке бежала баба Настя, размахивая руками, показывая в сторону починка.

По дороге от починка кто-то скакал в галоп. Вот всадник поравнялся с мельницей, завернул на всем скаку лошадь, и стало слышно, как кованые копыта ее простучали по бревенчатому мосту плотины.

Баба Настя, Натка и Тонька побежали к дороге. На лошади скакал Тонькин брат Панька.

— К косарям, должно. Что-то случилось, — тяжело дыша и не добежав до дороги, остановилась баба Настя.

— Тетка Настасья, — срывающимся голосом крикнул Панька. — Беда! Коровы мокрой отавы объелись. Пучит их. Падают.

— Телят соберите и гоните следом! Как-то там наша Дунька! — это кричала баба Настя, направляясь к починку.

Через полчаса Тонька и Натка, нахлопывая кнутом, с трудом загнали во двор напуганных криками и звоном телят.

Над деревней висела пыль. В первые минуты трудно было что-либо разобрать. Все смешалось в невообразимом гуле: рев быков, вой собак, карканье ворон, тяжелые вздохи и стоны коров, крики людей. Поодиночке и группами коровы медленно брели по улице. Бока их были раздуты как огромные барабаны, головы низко опущены, с губ падала зеленоватая пена. Они шли покачиваясь, изредка поднимая и снова роняя тяжелые головы, тупо уставя в землю напряженные, немигающие глаза. Они брели так до тех пор, пока на пути не оказывались изгородь, телега, канава или столб, тогда, споткнувшись, некоторые падали и, обессилев, вытягивали головы, заваливались набок. Другие делали еще несколько попыток подняться. Сопровождая коров, перелетали с дерева на дерево, раскачивались на ветвях тополей и громко трещали сороки. Над улицей кружили черные стаи ворон. Когда какая-нибудь из коров падала, вороны снижались, садились на забор или на землю и, широко разевая клювы, гортанно каркали, подбираясь все ближе и ближе.

Около конторы свалилось сразу две коровы: бурая и пестрая. Когда подбежали Тонька и Натка, пестрая уже лежала около крыльца, другая, навалившись на изгородь садка, медленно оседала, сдирая бурую шерсть.

— Куда все подевались? Эй, черт побери! — закрутилась Тонька на высоком крыльце конторы, кулаками барабаня в двери. — Натка, тащи из школы ведро. Надо напоить их.

Натка бросилась через дорогу в раскрытые ворота двора и, влетев в сенцы школы, сорвала со стены ведро. Тонька, гремя цепью, уже вытягивала наполненную водой бадью из школьного колодца. Ухватившись одновременно за ручку ведра и расплескивая на ноги воду, они бегом двинулись к коровам. Натка и Тонька поставили ведро около морды лежащей коровы и задумались, как напоить ее.

— Не смейте! Поить не смейте! — вбегая на крыльцо конторы, сердито закричала на них маленькая желтоволосая женщина. — Нельзя воду. И без того вздуло!

Через минуту женщина уже кричала в телефонную трубку:

— Центральная! Центральная! Дайте Таушинский ветпункт…

Вслед за женщиной к конторе подбежала Валька. В руках у нее был пузырек с йодом и шило.

— Это деда Ивана Буренка, — Валька уставилась на корову и болезненно скривилась. — Это деда Ивана корова! — в отчаянии, горько плакала Валька.

— За дедом бегите, — услышав ее крик, распорядилась женщина.

Натка и Тонька растерянно затоптались на месте, не зная, что делать с ведром.

— А ну живо, кому говорю! — резко повернулась к ним маленькая женщина, и молодое лицо ее с широким вздернутым носом густо покраснело. Только теперь Натка узнала в ней недавно вернувшуюся с фронта счетоводку Женю Травкину — так изменилось от волнения ее лицо. Да к тому же обычно по починку счетоводка ходила в военной форме.