Встретимся у Ральфа

Несколько минут у цветочного лотка подействовали на него благотворно, и уже в куда лучшем расположении духа он запрыгнул в автобус, взмахнул перед шофером проездным и занял любимое место у окна.

Остался позади мост Бэттерси, в гранатовых сумерках за окнами засияли фонари моста Элберт, похожие на свечки с именинного пирога, и хандра окончательно уступила место праздничному настроению. На губах Смита мелькнула легкая улыбка, он вздохнул и предался предвкушению домашнего ужина и общения с хорошенькой девушкой.

Глава шестая

К возвращению Карла Шиобан, как обычно, уже поужинала. Когда Карл только начал преподавать, она, бывало, сопровождала его в танцкласс. Наряжалась в одно из своих платьев в стиле пятидесятых, поддевала кучу крахмальных нижних юбок, оживляла губы кроваво-красной помадой, а глаза — черной подводкой, волосы забирала в высокий «конский хвост», они на пару усаживались в «эмбасси» и двигали в Сол-и-Сомбра, чувствуя себя Джеймсом Дином и Натали Вуд. Но с появлением Розанны эти совместные выходы прекратились — Шиобан было жаль оставлять любимицу в одиночестве пять вечеров в неделю. Да она теперь и не влезла бы ни в одно из тех старых платьев.

Теперь Шиобан пять вечеров в неделю смотрела, как Карл прилизывает черные волосы гелем, натягивает свои любимые галифе, настоящую гавайскую рубашку и выходит из дома точь-в-точь такой же — если не считать легкой залысины, — как пятнадцать лет назад. Танцором Карл всегда был великолепным, а учитель из него вышел и вовсе первоклассный; некоторые из его бывших учеников открыли собственные школы. Редкие свадьбы и вечеринки знакомых обходились без Карла — в паре с ним любая, даже самая неуклюжая женщина выглядела и чувствовала себя примой.

— А что, в квартире под нами новые жильцы? — спросил он, расшнуровывая свои изрядно поношенные, но как всегда до блеска начищенные башмаки. — Я когда проходил, заметил в окне девушку. Возится на кухне.

— Такая темненькая, маленькая?

— Точно.

— Я ее уже неделю здесь вижу. Должно быть, недавно въехала.

Карл прошел на кухню и, обняв Шиобан за расползшуюся талию, уперся подбородком ей в плечо. Привычно вскинув руку, чтобы потрепать его смоляные завитки, она с опозданием вспомнила, откуда он вернулся.

— Ой! Всю руку в твоем геле вывозила. Вот черт! Шиобан метнулась к раковине. Карл успел лишь шлепнуть ее по округлостям ниже спины и отправился в гостиную.

Улыбка вмиг исчезла с его губ. Тяжело опустившись на диван, он уронил лицо в ладони. За дверью ванной Шиобан что-то напевала под аккомпанемент льющейся воды. Негромко напевала, мелодично, а ему хотелось выть в голос. Был бы один — орал бы, орал до тех пор, пока сердце не разорвалось. Обокрали его. Ограбили. Лишили ребенка, не спросив его мнения, не поставив в известность.

Этажом выше его малыш спал, дышал и рос внутри Шери. Его плоть и кровь; сгусток клеток величиной с папин ноготь, но с будущими глазками, ножками, ручками и черными, как у папы, кудрями. С таким же тяжелым нравом по утрам и точно такими же несуразно большими пальцами на ногах. Шери его убила, не подумав даже сообщить, что он, Карл, мог стать отцом.

Плевать, что она во время ужина, за гребешками под лимонным соусом, поставила точку на их романе. Плевать. Шери для него ровным счетом ничего не значила. Что такое Шери? Довольно красивые волосы, хороший секс и недурная партнерша для танцев. Но она убила его ребенка. Бездумно. Безжалостно. Он смотрел в это ледяное, бесчувственное лицо — качество гребешков волновало Шери явно сильнее, чем совершенное злодейство, — и ненавидел ее… всей душой ненавидел.

— Каждая третья беременность, по статистике, заканчивается выкидышем. Невелика беда. Он ведь мог бы и не выжить. Ты бы ничего не узнал, — говорила она с таким утомленным видом, словно ей до смерти надоело сообщать об абортах раздавленным горем любовникам. — И вообще — как бы ты объяснил ситуацию Шиобан? «Да, кстати, дорогая, помнишь ту девицу из верхней квартиры? Ну, ту, которую ты терпеть не можешь? Так вот, я с ней немножко потрахался и хочу сообщить тебе чудную новость: она беременна!» Угу. Уверена, что наша бедняжка, наша бесплодная пышка Шиобан заплясала бы от радости. — Закончив тираду саркастическим движением изящных бровей, Шери развернулась, чтобы сообщить скользящему мимо официанту, что гребешки жестковаты. — Будьте любезны заменить их на улиток.