...Встретимся в октябре...

Коробку резко дернули и опустили. Потом послышался странный звук, как будто бумагу рвали на клочки, и крышка распахнулась. Я зажмурилась от яркого света и волны холодного ветра.

— Боже… Что они с тобой сделали? – Теплые руки коснулись моих боков и с нежной осторожностью достали из коробки.

Я с трудом открыла глаза. Дима… Он вернулся. Мой идеальный, красивый и храбрый Дима.

Если бы могла, заплакала бы. Он прижал меня к груди, совсем как в последнем сне, и я жадно уткнулась ему в шею.

— Какого хрена, отец?! Тише-тише, милая… Все хорошо. – Он так ласково меня гладил, что я обмякла. Просто повисла на нем без сил. Надеюсь, он не отпустит меня и не заставит идти самостоятельно. Потому что я просто не смогу.

— Прости, Дим… Но Нина… она просто с ума сошла с этим котом. Он ей житья не давал.

— Что?! Ты ничего не путаешь? Может, это ОНА не давала Злыдне покоя?

Когда он говорил, его грудь сладко вибрировала, и эти вибрации растекались по моему телу лаской и жаром.

— Дима… Сын… Слушай, только не говори матери, что я тебе рассказал… Но мать переживает, что ты один. Кроме кота никто тебе не нужен. А сегодня он еще и список твоих невест подрал.

— Пап! Вы вообще в своем уме?! Ты что, собирался выбросить ее? На мусорку? Замуровав в коробку?!

Пальцы Димы сжимались на моей спине все сильнее, причиняя уже ощутимую боль, но я не сопротивлялась. Пусть делает что угодно, только не отпускает.

— Нина приказала…

— Вы больные?! Оба?! Что значит «приказала»? Это живой че… существо!

На нас оборачивались редкие прохожие, но мне было все равно. Я пыталась обнять Диму, чтобы показать всем – он мой. И принадлежит только мне.

— Тише ты, не кричи так… Просто… ты и ее пойми. Она за тебя переживает, волнуется. Внуков ждет, а ты с котом возишься. Мать когда увидела, сколько ты на него тратишь… сильно огорчилась. Да еще белье это и покупки…

— Что-о-о?! Вы в моих вещах копались?! Да вы охренели?!

— Не смей так со мной говорить! Я твой отец! А Нина – мать! Мы хотим, как лучше для тебя!

Я чувствовала адское напряжение, исходящее от Димы. Волны черной ярости и боли. Он снова ранен? Пострадал? Я знала, что могу избавить его от боли и залечить любую рану. Только бы добраться до нее. Но сейчас я чувствовала, что он ВЕСЬ источает боль. Не было какого-то одного места. Но бóльшее средоточие ощущалось в груди. Там, где билось его сердце. Что произошло в его проклятой командировке?! Или это какая-то болезнь?

Я пыталась понять, что происходит, тыкалась носом в его грудь, но чувствовала только бешеную ярость. Я вцепилась в нее лапами и потянула черную пушистую нить.

— Сильно они тебя обижали? – Дима погладил меня по голове и заглянул в глаза.

Какой же он… Родной и любимый. Любимый? Нет! Нет, это просто благодарность. Благодарность тому, кто не выбросил меня на произвол судьбы и заботился, как о человеке, а не о животном.

Благодарность за то, что поверил, а не испугался. За то, что не выбросил странное существо – не человека, но и не животное.

Это не любовь. Ни капли любви. Просто он выглядит таким похудевшим, словно месяц голодал. Щеки впали, а в темной щетине видны серебристые волоски. Круги под глазами делали его взгляд… колдовским, завораживающим. А растрепанные ветром волосы так соблазнительно падали на глаза, что руки чесались их убрать.

Я потянулась к черным прядям, но увидев собственную лапу, тут же поспешила спрятать ее. Глупости в голову лезут…

Дима схватил меня за лапу и, нахмурив брови, начал сурово рассматривать. Неужели решил, что я хочу его поцарапать?

В пространстве лифта я отчетливо ощущала его запах. Осенней горечи и немного – пряностей.

— Ты поранилась? Наверное, пыталась освободиться?

— Дим, ну в самом деле! Разговариваешь с котом, как с живым человеком!

Мы с Димой одновременно повернули головы в сторону его отца.

— Лучше. Помолчи.

Он чеканил каждое слово так, словно обрубал. От нового Димы веяло холодом и необратимой смертью. В этот раз он снова убивал. Многих – я это чувствовала. Опасный и безжалостный, вселяющий страх. Но только рядом с ним я не боялась.

Наш этаж и знакомая, темно-вишневая дверь. Прошло не больше двадцати минут, но я соскучилась до безумия. Ощущение было таким, будто возвращалась домой после долгого отсутствия. Даже когда приезжала к родственникам в отпуск, так себя не ощущала.

Родственники… Про них я старалась не думать. Не думать и забыть. Я ужасно хотела дать им знать, что жива. И Дима даже обещал что-нибудь придумать, но… в глубине души я понимала: лучше обрубить все сразу. Чтобы у них не было ложной надежды, что однажды я вернусь.

Но думать о том, как они страдают, считая, что я умерла, было невыносимо. Я – единственная дочь. Родители всегда меня любили и заботились. Известие о моей смерти могло убить их. И в то же время я была на них обижена. Из-за Киры.