Встретимся в раю

Аэропорт в Свольвере – это короткая взлетно-посадочная полоса, практически на побережье океана, в окружении темных контуров гор и горизонта глубокого синего цвета. При заходе на посадку создается впечатление, что мы садимся на авианосце на чужой не населенной планете с океаном и горами где-то на другом краю солнечной системы. На такой маленькой планете, что можно невооруженным глазом окинуть ее от одного конца до другого.

Как только мы выходим из самолета, начинается дождь, и мы мелкими шажками бежим к бараку, который очевидно является главным зданием местного аэропорта.

– Возьми машину в аренду! – приказывает Гуннар, когда мы идем к траволатору в зале прилетов.

– Я не могу. У меня нет прав. Кроме того, кажется, так поздно уже все закрыто, – говорю я, показывая на несколько темных кабинок с вывесками знакомых мне фирм проката.

– Ну конечно же, у тебя нет прав, – хмыкает он и раздраженно смотрит на часы. Уже половина восьмого. – Ну, тогда закажи нам такси, на это ты способен?

– Мы будем искать дом сегодня?

– Конечно нет. Я, черт побери, не планировал бродить по неизвестной горной местности посреди ночи.

– Окей, – отвечаю я и держу курс к двери. – Как скажешь.

Мы заселяемся в отель с видом на океан и маленькие островки вокруг. Я включаю телевизор и нахожу передачу о нищих. Как только ее перебивает реклама, в дверь стучат.

– Я кое с кем поговорил о том месте, куда мы собираемся. – говорит Гуннар после того, как я открываю дверь и впускаю его. – Дом находится на северной стороне Аувогёя, мы сейчас здесь. Поедем в место под названием Сюдален, оттуда пешком до какого-то рыбацкого озера.

– У тебя есть служебное оружие?

– Я не на службе.

– А что, если…

– Он что, такой великан? – лицо Гуннара напрягается. – Мы не справимся с ним вдвоем?

– Нет.

– Ну что ж, тогда возьмем с собой еще людей. Если хочешь, я позвоню завтра в участок перед отъездом.

– Хочу.

– Хорошо. – Гуннар сцепляет руки, в нетерпении шагая по комнате. – Хорошо, хорошо, хорошо.

– Я думал уже пойти спать.

– Хорошая идея, – говорит он, продолжая мерить шагами комнату и смотреть на голые стены в поисках чего-то, за что можно зацепиться взглядом. – Я все еще не могу поверить, – продолжает Гуннар, пока я достаю из своей аптечки жалкий «Ципралекс».

Я останавливаюсь и смотрю на него.

– Во что?

– Да во все. Что мы тут, на севере, а она там, в земле. Мертва. Я даже не знаю, что должен чувствовать и правильно ли то, что я чувствую. Я просто хожу и жду, когда меня накроет. Когда меня захлестнет… – он останавливается у окна и отодвигает шторы, так что свет фонарей, отражающийся в воде, просачивается в комнату. – Как было с тобой, когда умерла Фрей.

– Все мы разные, – отвечаю я.

– Думаешь? – он стоит ко мне спиной и смотрит в темноту океана. – Или это только я… – Наконец он поворачивается. Его лицо стало серым, челюстные мышцы напряглись, почти замерли под кожей, а зубы крепко сжались. – Может, я просто не любил ее так сильно, как ты любил Фрей, может…

– Гуннар, – перебиваю я. – У меня поехала крыша еще до смерти Фрей. Кроме того, я вообще едва ее знал, я был влюблен в сам факт ее существования, что, в свою очередь, позволяло мне быть другой версией себя. Это совсем иное. Вот это, – я показываю Гуннару таблетку «Ципралекса», – это тоже иллюзия, затуманивающая действительность и сменяющая дни на ночи и ночи на дни. Вот и все.

– Тогда зачем ты их принимаешь? Чем они так чертовски важны?

– Чтобы я мог быть наполовину собой, а наполовину не собой. Но это не жизнь, это комната ожидания.

Гуннар складывает руки на груди.

– И чего ты ждешь?

– Ты же знаешь, – спокойно отвечаю я и кидаю одинокую капсулу в рот.

Он качает головой.

– Твою мать, нет ничего более удручающего, чем разговор с тобой. – Затем снова отворачивается к окну. – Не понимаю, что она в тебе нашла.

– Кто?

– Анн Мари.

– Полагаю, она нашла то же самое, что нахожу я, окружив себя правильными таблетками, теми, которые ты мне обещал.

– И что это?

– Путь побега.

Я вижу, как гигантское тело Гуннара, стоящего ко мне спиной, пошатывается. Он ждет, что я помогу ему свалиться в какую-нибудь пропасть, где он сможет валяться в ненависти к себе, упиваясь своим убожеством, так, чтобы доказать себе, будто он любил, как любил я.

– От чего? – шепчет он. – От меня?

Гуннару не идет ненависть к себе. Он не сможет управлять ею должным образом, а я не планирую помогать ему и в этом тоже.

– Нет. От себя, – отвечаю я.

– Но зачем? – Гуннар снова поворачивается ко мне. – Зачем ей понадобилось снова тебя видеть после того, как она встретила меня, после того, как ты вернулся в Норвегию, после того, как убил ту девушку в Ставангере, после попыток самоубийства и злоупотребления таблетками? Почему она хотела видеть такого как ты, а не меня? Пожалуйста, объясни мне, я не понимаю. Анн Мари, Фрей, Милла, что в тебе находят такие женщины?

– Они знают, что получат.

– И что же? – нетерпеливо спрашивает он, стоя и смотря на меня полным презрения и вместе с тем искреннего недоумения взглядом.